Александр Протасов - Выбранные места из дневника

22 января

Ночью несколько раз бегал к своим ребятам по приказанию майора Фоменко, который был вместо Гришина. Из города Бичке сегодня проходила эвакуация. Ходил в подвал к знакомым Гал Ласло и его семье. Первым вопросом его при появлении меня было: „Alexander, darf man hier bleiben?“ „Nein – ответил я – able“. А также один вопрос его двоюродной сестры Анны: „Ist jetzt noch möglich auf der staße gehen?“ „Ja, Jawohl“ ответил я в свою очередь. Вот эти вопросы останутся в моей памяти навсегда. Перед уходом со всеми простился, Анну пригласил в коридор. Выйдя в коридор, она заплакала и сказала Алэксандэр, я тебя люблю. Долго мы разговаривали с ней… Несколько раз я ее поцеловал и сделав прощальный поцелуй взасос вышел. Скука, какая-то скука навалилась на мое сердце и ко всему существующему отвращение. Придя на К.П. я просился у майора Фоменко добровольно на задание в разведку, но он не пустил. Весь день грустил. Несколько раз заходил в пустой подвал и в пустую квартиру Галов. Вечером напился пьяный.

24 января

Вечером сидел у своих ребят и в два часа дня зашел Михеев и сказал: «Кто-то поджег тот подвал и в нем все горит». Пошел в подвал, подойти уже не было возможно, ибо везде был дым от горевших вещей, особенно перин, которых было в подвале в большом изобилии. Да и вообще-то у мадьяр перин очень много у каждого хозяина. Белый хлеб большими буханками, перины и виноградное вино – свойственность Венгрии. Вернулся взял противогаз попытался тушить, но уже было невозможно да к тому же и бесполезно, т.к. все уже тлело, а деревянные вещи горели.

27 января

Весь день почти просидел у своих ребят. Днем ходил в подвал, в котором горело имущество моего знакомого мадьяра инженера, но зайти еще было трудно. Все же с большим трудом удалось мне зайти в подвал и посмотреть на действие пожара. Ужасное зрелище представилось перед моими глазами: кучи пепла, щебни битой посуды и обгоревшая собака – жертва пожара. Заходил на квартиру к инженеру. Нашел его личное фото, а также фотографии его родителей, его сестер и фотографию Анны. В квартире полный беспорядок: все разбросано, побито. Вечером выпивал с моими ребятами Фоменко, Гатиным и Аченко.

29 января

Днем привели 7 сдавшихся в плен немцев. Допросив их выпивал. Вечером выезжаем из Бичке по направлению Секешфехервара. Остановились за селом Патка почти в поле на подступах к городу, было только несколько землянок.

30 января

Сегодня особенно много военнопленных. Первую партию приводили 12 человек, вторую 27 человек и третью четыре человека. В четвертой партии три немца и один власовец, который был повешен на вербе у дороги.

31 января

День просидел в землянке, перед вечером привели двух сдавшихся поляков, родом оба были из Познани. Говорил с ними на немецком языке о жизни немецких солдат и прочее. Через час выезжаем в другое место. До двух часов ночи не находил места, где б можно было уснуть, т.к. транспорты наши все ушли на передовую. В два часа ночи зашел в один маленький и разбитый домик, в котором помещались связисты. Утром с Василевским и Носковым поехал в штаб бригады.

2 февраля

Днем с Пушкарным поехали в город Секшфехервар, где находилось КПП командира бригады. При подъезде к городу слезли с броневичка и пошли пешком. Не успели отойти двести метров, как Пушкарного ранило в левую ногу пулей. Перевязав его ногу, я побежал обратно за броневичком, но он в это время сел на другую машину и уехал. Вернулся обратно в город. По дороге в двадцати метрах от меня прямым попаданием убило двух моих товарищей. Потом нагнал меня майор Червинский, замкомполка по строевой части, и вместе с ним прибыл в город. Сегодня за весь день у нас в роте много ребят ранило. Вечером с Калмыковым, лейтенантом Чумилиным, с Жанабаевым ходили за угол дома, в котором помещалось К.П. подслушивать, т.к. в следующем доме были немцы. «Интересная все же война в городе» – подумал я.

3 февраля

Два раза ходил под артобстрелом в город, только лишь из-за своего собственного любопытства. На обратном пути, идя из города второй раз, попал под сильный артиллерийско-минометный огонь. Я лег под скирду и прямым попаданием снаряда разворотило скирду. Меня оглушило, на мгновение потерял я чувства. Мельниченко, видевший эту историю уже сообщил писарю о том, что меня убило и писарь хотел уже писать извещение домой. Очнувшись, с большим трудом удалось мне вылезть из-под соломы. Открыв глаза, я увидел, что скирд соломы горел. Так вот! Мне угрожала опасность еще сгореть на полях Венгрии под городом Секешфехерваром. «Но, нет значит не здесь суждено мне умереть» подумал я, и побежал дальше, придерживаясь левой стороны дороги. Не добегая двадцати метров от окопчика; возле следующей скирды, у которой стояли два танка и транспортная машина с прицепленной пушкой, я услышал пронизывающий гул немецкого «Ванюши». Гул был как будто рядом, потому что глушило. Мгновение 10 секунд и я в окопчике, как вдруг на дорогу, которая проходила в 10-15 метрах от моего окопчика, посыпались снаряды. Вся земля как будто переворачивалась вверх дном. Гул, гул и только гул слышал я и чувствовал земля ходуном ходила подо мной. Вот-вот кажется, что вышибет из окопа или прямым попаданием разнесет в клочья. Сколько времени продолжался обстрел трудно сказать, но только когда прыгнул в окоп другой «славянин» и навалился мне на ноги я очнулся. Ничего не слышал я, а в действительности танки, стоящие за скирдой вели огонь. Машина с пушкой горела, расчет был перебит. В кабине машины-шивралэ валялся с пробитым от осколка лбом шофер. Везде возле дороги можно было видеть валяющиеся куски человечьего мяса, ноги, руки и протухшие туши фрицев. Как пьяный поплелся я шагом по дороге. Артобстрел по дороге продолжался. В воздухе стоял несмолкающий гул. До штаба добраться не удалось. Где спал или ходил ночью не помню сам, но только утром очнувшись в кукурузе я увидел, что буквально в 200 метрах от меня стоял немецкий «Тигр» (танк)