Олег Смыслов - Житейская правда войны

При назначении Вас на эту должность мною были учтены, Ваш боевой опыт и знание Вами Маньчжурского театра. Тем непонятнее становится мне Ваше настроение, когда Вы признаёте возможным мириться с трудностями только в боевой обстановке. Разве подготовка дивизии, подготовка начальствующего красноармейского состава именно в особых условиях Забайкалья, не должны удесятерять энергию и темпы Вашей работы. А по существу: разве допустимо для командира-большевика нытьё в данной обстановке, когда, наоборот от Вас, руководителя дивизии, требуется личный пример большевистской стойкости и напористости и преодоления всех и всяческих трудностей.

Не ныть и не поддаваться моментам демобилизационного настроения и работать, не покладая рук, ведя за собой всю дивизию от успеха к успеху, вот что требуется от Вас тов. Рокоссовский.

Ожидаю подробного письма о причинах проявления Вами неустойчивости (надеюсь минутного и случайного, хотя и очень досадного) и хочу заранее верить, что Вы уже полностью осознали эту ошибку и последней работой безусловно снимете её со своей большевистской совести».

А ещё известны другие письма – благодарственные. От 33 бельгийских генералов, пленённых нацистами, и французских офицеров, которых освободили из плена войска Рокоссовского. Вот одно из них: «В момент, когда 33 бельгийских генерала, освобождённые в результате победоносного продвижения советских войск, находящегося под Вашим командованием, покидают 2-й Белорусский фронт, я счёл своим долгом передать Вам от их имени глубокую признательность за заботу о нас. Большая это честь для бельгийской армии и для нас самих в том, что мы были предметом внимания знаменитого советского военачальника, который был душой героической обороны Сталинграда, той обороны, которую история прославит как начало разгрома фашистов. Желаем, господин маршал, успеха вашему оружию – полной капитуляции врага и пользуемся счастливым случаем выразить Вам наши чувства уважения и преданности».

Были и другие письма, от женщин. «Он был очень красивый мужчина, – вспоминала Светлана Павловна Казакова. – Интеллигент! Говорил негромко, с милым польским акцентом. Все женщины фронта страдали по нему. Когда газеты печатали его фотографии, почтальоны носили письма в редакцию мешками – с объяснениями в любви. Одна англичанка слала их изо дня в день».

В одной из своих книг, в очерке о маршале Рокоссовском, Ф. Чуев коснулся такой истории: «Теперь уж можно рассказать – был у него роман с известной актрисой. Она даже пришла и рассказала об этом жене Рокоссовского Юлии Петровне. “Мы сами разберёмся”, – ответила ей Юлия Петровна, и актриса была поражена её благородством. Ведь она написала письмо Генеральному прокурору СССР о том, что давно близка с Константином Константиновичем, а тот почему-то не хочет оформить юридически их отношения. Неизвестно, как реагировал главный законник страны – он не оставил следов на этом послании. Зато осталась резолюции другого человека:

“Суворова сейчас нет. В Красной Армии есть Рокоссовский. Прошу это учесть при разборе данного дела. И. Сталин”.

Генеральная прокуратура уважила просьбу Иосифа Виссарионовича и вообще не стала разбирать это дело. А актриса показывала друзьям золотые часики с выгравированной надписью: “ВВС от РКК” – как будто “Военно-Воздушным Силам от Рабочее-Крестьянской Красной…”, а не “Валентине Васильевне Серовой от Рокоссовского Константина Константиновича”».

Знакомство генерала Рокоссовского с Серовой действительно было. Но был ли роман?

В своих мемуарах полководец написал, как в штаб-квартире на командном пункте он взялся за ручку, чтобы подписать приказ, и вдруг за столом разорвался бризантный снаряд.

Далее читаем: «Осколок угодил мне в спину. Сильный удар… Невольно сорвались слова:

– Ну, кажется, попало…

Эти слова я произнёс с трудом, почувствовал, что перехватило дыхание. Ранение оказалось тяжёлым. По распоряжению командующего фронтом меня эвакуировали на самолёте в Москву, в госпиталь, занимавший тогда здания Тимирязевской академии.

Это было уже третье ранение за время службы в рядах Красной Армии. И всё вышло не так, как раньше…

Те раны получены в жаркой схватке. А вот третье ранение… Комнатная обстановка, перо в руке, случайно разорвавшийся близ дома снаряд. Не то время. Не та война. И должность не та…

Конечно, при соблюдении известной осторожности можно было этого случая избежать. Но факт остаётся фактом: меня приковало к постели. Досадно было, что на какой-то срок оказался вне строя и не смог участвовать в боях нашей армии, очищавшей от противника северный берег Жиздры.