Татьяна Мюллер-Кочеткова - Сплетение судеб, лет, событий

Вот что писал о Риге в своих воспоминаниях режиссер Домерг: «Выгодное местоположение этого города, его необъятная торговля, превращающая его как бы в склад изделий из всей Европы, его великолепные набережные… – все это давало повод для самых интересных наблюдений».

Почти то же самое можно было бы сказать о Риге и в 1936 году. Знакомясь с городом, я гуляла по набережной широкой полноводной реки Даугава, впадающей в Рижский залив Балтийского моря. Ее устье образует отличный порт, куда могут войти даже очень крупные суда.

К набережной примыкает Старый город (его изумительная панорама особенно хорошо обозрима с противоположного берега Даугавы), а также богатый разнообразными продуктами Центральный рынок с огромными павильонами.

У меня разбегались глаза, когда я проходила по рядам и павильонам этого многолюдного рынка, мимо красочных прилавков со всевозможными продуктовыми товарами, среди которых меня особенно привлекали восточные сладости и южные фрукты. Но, увы, у меня не было денег, и я зареклась впредь сюда никогда не приходить. Я ограничилась посещением маленьких магазинов, где я покупала себе только самое необходимое.

Однако вернусь к Арману Домергу, писавшему в своих воспоминаниях, что в Риге «чужеземцу… бросается в глаза смешение сотни различных народов, привлеченных сюда выгодой…»

В этих словах еще слышен отзвук былой славы Риги, с конца 13-го века входившей в Ганзу – знаменитую лигу таких торговых городов, как Гамбург, Любек, Берген и другие, просуществовавшую несколько веков. Вместе с тем, в них отражается очень важная и характерная, на мой взгляд, черта Риги, в той или иной мере сохранившаяся до 30-х годов 20-го века: открытость миру.

Свое значение главного портового города Балтики Рига сохраняла на протяжении нескольких столетий, хотя власти здесь менялись неоднократно: поляки, шведы, Русская Империя (в феврале 1744 года Елизавета Петровна, дочь Петра Первого, распорядилась о торжественной встрече в Риге двух немецких принцесс: будущей Екатерины Второй и ее матери).

Первая мировая война сильно сократила численность населения Риги, но в 20-е и 30-е годы город еще отличался многообразием экономических, торговых, дипломатических и других связей и интересов, привлекавших сюда много людей из разных стран. В Риге, например, начиная с 1922 года находилась резиденция Чрезвычайного и Полномочного Посланника США в Прибалтике.

Многие рижане отправлялись за границу для получения образования и профессии, а богатые люди – для лечения и отдыха.

Среди моих знакомых в Риге была семья, отнюдь не богатая, дети которой учились в Англии (впоследствии они стали отличными преподавателями Латвийского университета). Рижанин, инженер ткацкой фабрики, получил свою профессию в Бельгии. С его женой – бельгийкой, преподававшей в Риге французский язык, интересной, темпераментной женщиной и прекрасным преподавателем, я общалась в течение многих лет.

Способные молодые люди из еврейской общины Риги уезжали учиться за границу не только потому, что некоторые специальности (в частности, филологические, медицинские), в то время было принято получать за рубежом – в Англии, Франции, Швейцарии, Австрии и других странах, но также и потому, что в рижском университете существовала негласная квота для евреев, ограничивавшая количество студентов этой национальности.

Различные национальные общины Риги, в том числе еврейская, имели свои школы и культурные учреждения. Я уже упомянула Рижский еврейский театр и русские театры.

Здесь был и французский лицей с преподавателями-французами.

Когда я приехала в Ригу, в обиходе было несколько языков: латышский, немецкий, русский. Многие жители разговаривали также на польском или литовском, а среди евреев – на идиш. Это было естественным, веками сложившимся явлением.

Еще перед отъездом из Лиепаи мне дали несколько адресов рижан, которые могли бы мне помочь устроиться, найти работу. Среди них была Иоганна Исидоровна Лихтер, учительница. Ее сын Воля (Вульф) состоял в подпольной организации «Дарба Яунатне». Он работал слесарем на велосипедном заводе, и в свои 24 года уже успел отсидеть два года в тюрьме за политическую деятельность. Зная латышский, немецкий и русский, он в тюрьме выучил еще английский и эсперанто.

Попал же он за решетку за то, что боролся за права, считающиеся во всех демократических странах общепринятыми: право на нормированный рабочий день, на оплаченный отпуск, пособие по безработице, право на забастовки… Даже если они были официально признанными, эти права весьма часто нарушались, особенно после прихода к власти Карлиса Улманиса.