Еще ближе к воспроизводству в эксперименте тех явлений, которые наблюдаются в психиатрической клинике, подошла в своей интересной работе М. Петрова. Она наблюдала очень долгий срок одно кастрированное животное, в общем довольно сильное в нервном отношении, которому, однако, была задана недоступная его мозгу задача на торможение. В результате все то, что было связано с торможением раздражителей, стало для собаки крайне трудным, протекало в высшей степени болезненно.
Всем известно, что хождение по краю пропасти вызывает заметное торможение даже и у опытного путешественника. Неопытный же в альпинизме человек, будь он трижды здоров, старается в этих случаях двигаться ползком, причем его тело становится, как бы налито свинцом. Психика больного при определенных расстройствах мозга не дает возможности человеку даже выходить на площадь, вызывает боязнь открытого пространства.
Собака Петровой, испытав перенапряжение тормозного процесса, стала утрированно относиться ко всякой опасности, даже мнимой, которая в данном случае была представлена пролетом лестницы второго этажа. Она обнаружила своеобразную фобию, страх перед краем этой маленькой «пропасти»; она жалась к стене, не брала мяса, положенного близ перил, и т. д.
Опыты А. Линдберга и Ф. Майорова относятся к обнаружению тончайших закономерностей, обнаруживаемых в работе мозговой коры животного, а именно силовых отношений. Линдберг простым, но остроумным приемом показал, что сильный внешний раздражитель вызывает в коре относительно большие изменения и что нервная клетка, выведенная из равновесия, приходит к норме через сравнительно большой срок, хотя колебания силы применявшихся раздражителей сравнительно очень малы.
Интересно, что бромистые соли, будучи применены в этот период опытов, давали ускорение и усиление восстановительного процесса. Следовательно роль брома, этого, казалось бы, вполне изученного лекарства, значительно возрастает в наших глазах.
В общем надо заметить, что вопрос о силовых взаимоотношениях в коре чрезвычайно интересовал Павлова в последний год его жизни и притом не только о силе условного, но и о силе безусловного рефлекса. В этом отношении старые опыты Ерофеевой, о которых мы говорили выше, были использованы для многих новейших работ, вышедших из школы Павлова, но в условиях значительно уточненной, т. е. рафинированной методики. Мера силы, мера степени особенно импонировали во всех опытах Павлова. Так, Ф. Майоров поставил своей задачей установить зависимость между физической силой тормозного раздражителя и физиологической силой вызываемого им тормозного процесса. В качестве примеров он брал дифференцировку раздражителей, а также выработку условного тормоза. Он пришел к заключению, что выработка тормозного процесса дается животному с гораздо большим трудом, если избранные тормозные раздражители физически более сильны».
Таким образом, научную школу И. П. Павлова по всем мыслимым критериям следует считать эталонной, а ее систематический науковедческий анализ был бы крайне полезен для специалистов в любой области научной деятельности.
Полезно обратить внимание на последующее совершенствование научных школ, современные принципы организации которых берут начало от Ю. Либиха и столь эффективно развивались И. П. Павловым. Новый этап совершенствования школ связан с именем ныне здравствующего Нобелевского лауреата по химии 1990 года Дж. Э. Кори, который рассматривает обучение как исследовательский метод. Кори соединил систему подготовки специалистов в области органического синтеза с реализацией многочисленных исследовательских программ, причем решение и той, и другой задач он сопровождает соответствующим компьютерным обеспечением, как обязательным элементом современного исследования и обучения. Неудивительно, что Кори, уже вырастившего свыше 500 учеников, как и его предшественника в области организации научных школ, И. П. Павлова, причисляют к фольклорным персонажам в науке XX века.
Вопрос о научных школах звучит с особой актуальностью в нашей стране в наше время, когда в силу ряда причин приходится наблюдать не их возникновение, а гибель, когда начинает теряться научная преемственность и когда сплошь и рядом само понятие научной школы вульгаризируется и интерпретируется совершенно неправильно.
Пример школы Павлова позволяет уже в который раз обратить внимание на роль и значение научных школ как необходимого компонента существования науки в целом, на необходимость специальной государственной и общественной заботы об этом важнейшем институте научного творчества.
Читать дальше