Ирина Зорина - Распеленать память

После окончания института Николай Зорин поступил в аспирантуру, готовился защитить диссертацию. Но его научным планам не суждено было сбыться. Наступил 1937 год. Начались чистки не только партийных, но и промышленных кадров. Самого отца эти чистки не коснулись. Ведь он вступил в партию как «рабоче-крестьянский выдвиженец», и, полагаю, в годы, когда Сталин уничтожал парторганизацию ненавистного ему Ленинграда (после организованного им убийства Кирова в 1934 году), отец остался в стороне от этих «разборок», хотя, несомненно, участвовал, не мог не участвовать, в партсобраниях, на которых клеймили «врагов народа».

Отец не любил обсуждать со мной «культ личности Сталина». Я даже не знаю толком, как он отнесся к решениям ХХ съезда партии. Но о том, в каком постоянном страхе ему приходилось жить и работать в те мрачные годы, могу судить хотя бы по небольшому эпизоду-розыгрышу, свидетелем которого я была в детстве.

Как-то в ночь с субботы на воскресенье к нам приехал из Риги дядя Ваня, старый папин товарищ Иван Баскаков. По какой-то случайности отцу не надо было в воскресенье идти в министерство, и он сказал маме: «Буду спать, пока сам не проснусь». Как приехал дядя Ваня, он не слышал. Мама уложила того спать. На следующий день, в воскресенье, часов в 11 другу уже не терпелось выпить с отцом по маленькой и поговорить, а папа все спит и спит… Тогда дядя Ваня растолкал его и с выпученными глазами прокричал: «Вставай скорее! Каганович вызывает!»

Мой отец Николай Афанасьевич Зорин и мама Саломея Антоновна Паукс, в замужестве Зорина. Ленинград. 1933

Надо было видеть бедного папку, который судорожно искал рубашку. Срочный вызов к Кагановичу ничего хорошего не сулил. Но, заметив смеющегося дядю Ваню, выпалил: «Ты-то откуда?» А тот, объяснив свой ночной приезд, все еще не говорит, что «вызов Кагановича» – розыгрыш. И вдруг отец буквально взрывается: «Так это ты придумал! Нашел чем шутить! А ну убирайся из моего дома! Чтобы я тебя никогда больше не видел!» Еле-еле мама успокоила его. Она дядю Ваню очень любила, он был, пожалуй, самый добрый из папиных друзей, к несчастью, много пил и рано спился.

В 1937 году отца вызывают в партком института и сообщают о том, что партия поручает ему ответственное задание – поднять в Перми Речное училище, разгромленное «врагами народа». Робкие возражения отца и аргументы, что он вот-вот диссертацию закончит, только что сын родился и жена снова беременна, отметаются с порога. «Вы что, с решением партии не согласны? Завтра выезжаете в Москву за назначением и прямо в Пермь. Семья приедет потом».

Приехал он директорствовать в Речное училище Перми действительно в трудное время. Всех преподавателей пересажали, свирепствовали голод и цинга. То и дело подпускали слухи. Вот «враги народа» насыпали толченое стекло в сахар, и его пришлось выбросить. (Полагаю, как и во все времена, прохвосты и негодяи наживались.) Отец со своей крестьянской смекалкой первым делом собрал все, что еще оставалось ценного в училище, и отправился с двумя крепкими ребятишками по близлежащим деревням менять все это на лук, чеснок, картошку. Цингу переборол, ребят подкормил, стал заниматься организацией учебы. Кое-кого из преподавателей вернул, взял на себя много курсов. В результате за год-полтора училище восстановил. О Николае Зорине в Перми, где я «проездом» и родилась в июле 1938 года, осталась очень хорошая память, в чем я убедилась, побывав уже в наши дни в музее Речного училища.

Но в начале 1939 года отца вызывали в Москву в Наркомат речного флота. Там тоже все оголилось: кого посадили, кого расстреляли. Нужны были новые кадры. Наркомат возглавил Зосима Шашков, они с отцом вместе учились. Н. А. Зорин возглавил Управление учебных заведений. Ему дали в Москве комнату, потом и квартиру. В 1940 году мама с детьми тоже перебралась в Москву. Так мы все стали москвичами.

Войну ждали все, а началась она неожиданно. Отец с первых дней подал рапорт наркому Шашкову с просьбой послать его на фронт. Рапорт принят не был. Нарком вызвал его к себе и попросил остаться в Москве и взять на себя организацию работы пароходств страны.

В первые месяцы войны паника царила по всей стране. Все помнят страшный день 16 октября, когда Москва осталась практически без власти. Надо было налаживать эвакуацию Москвы, других городов Центральной России, отправлять целые заводы на Урал, в Поволжье. Предстояло обеспечить в недалеком будущем бесперебойные доставки грузов для фронта не только железнодорожным транспортом, сильно разрушенным, но и водными путями.