Аркадий Шварцер - Хроники спекулянта. В поисках утраченного антиквариата

После обрушения СССР я как-то прочёл, что мясо в магазины завозили в то время из стратегических запасов страны после двадцатилетнего хранения на складах Воронежа в замороженном виде. Но я прекрасно помню, что покупал, как правило, «охлаждёнку» – почти парное мясо по два рубля за килограмм. Языки, например, как субпродукт стоили один рубль двадцать копеек за килограмм, но никогда не бывали в открытой продаже. Только «своим». Венгерских кур покупал ящиками по десять штук, благо мне достался от Лёвы Бергера, уехав шего в США, финский холодильник Rosenlew с огромной морозилкой.

Директор овощного магазина на Кутузовском, 24, рядом с домом Брежнева, Костя Мячик меня встречал неизменным: «Обсчитайте его пожалуйста». Двойной смысл такого указания вызывал лишь смех у присутствующих.

Позже я подружился с директором гастронома, где выдавали свадебные продуктовые наборы. Это явилось венцом моей карьеры по добыванию продуктов. Дело в том, что люди, которые подавали заявление в ЗАГС о намерении вступить в законный брак, получали талоны как на покупку одежды в специальных магазинах для новобрачных, так и талоны на приобретение продуктовых свадебных наборов. В таком наборе наши родные партия и правительство заботливо выдавали счастливым новобрачным, кроме всего прочего, и ультрадефицитные продукты: водку и колбасу. За полную стоимость, безусловно. Я мог приобрести любое количество таких наборов в любой день.

Выше всего ценилась финская колбаса. Она была двух видов: варёно-копчёная и сырокопчёная. Колбаса была абсолютной валютой – в обмен за неё можно было получить любую услугу и любой товар. Про водку нечего и говорить. Водка высоко ценилась во все советские времена.

В принципе, деньги были не очень и нужны – за них ничего не купишь, если нет связей. Народ обменивался дефицитными товарами и услугами. Но такие возможности были у немногих. Заведующие отделами в гастрономах или продуктовых магазинах были настоящей элитой – сливками общества. Вроде сегодняшних чиновников, дербанящих госбюджет.

С одеждой была примерно такая же картина, за исключением того, что свежая еда нужна каждый день, а новая одежда – только на большие праздники. Тот же Лёва Бергер оставил мне в «наследство» пожилую и очень стильную еврейскую даму Фаину Григорьевну. У нас с ней быстро сложился тандем: её связи – моя машина. Фаина была «своей» в многочисленных универмагах Московской области. Мы пару раз в месяц объезжали некоторые областные универмаги, где она отоваривалась дефицитом: обувью, одеждой, аксессуарами. Потом она пару недель «фарцевала» этим товаром, не выходя из своей квартиры. Я, конечно, тоже имел возможность приобрести всё, что хотел. Так я одевал своих родных и близких.

Но кем мы были по сравнению с сегодняшними «своими»? Всё не изменилось, а скорее «усилилось»: воры, коррупционеры, расхитители государственной собственности стали элитой нашего общества – солью земли российской, её славой.

В самом начале восьмидесятых мой школьный одноклассник Лёша Чернуха предложил мне составить ему компанию по занятиям карате. Я с радостью согласился, тем паче что заниматься карате было запрещено. Запретный плод всегда сладок, особенно людям с авантюрной жилкой.

Примерно в 1980 году вышел закон, запрещающий занятия карате, йогой, атлетической гимнастикой, женским футболом и бриджем, поскольку они являются видами спорта, чуждыми советскому образу жизни. С бриджем вопросов не было – карты, вино и женщины всегда олицетворяли разгульную, порочную, а стало быть, антисоветскую жизнь. В уголовном кодексе была статья о мерах борьбы с азартными играми, к которым относился бридж и, как ни странно, бильярд. Кстати, бильярд впервые был запрещён ещё в 1920-е, как «развлечение богачей и пережиток прошлого». В 1930-е бильярд снова разрешили, но в 1947 году запретили опять и приравняли к азартным играм.

С женским футболом тоже вопросов не возникало: советские женщины не должны играть в футбол, они и так устают на производстве и дома.

Запрет йоги тоже был объясним – это совсем не вид спорта, а некая философия, и очень далёкая от марксистско-ленинской. Начнёт советский человек йогой заниматься, а захочет ли он потом заниматься строительством коммунизма – это ещё вопрос.

Атлетическая гимнастика (или культуризм, как тогда называли бодибилдинг) также очевидно не соответствовала идеалам советского человека, который должен думать не о построении своего тела, а о построении коммунизма в отдельно взятой стране.