Евгений Войскунский - Полвека любви

Раньше мы жили плохо, но хорошо. А теперь живем хорошо, но плохо. Не претендую на полную адекватность придуманной мною формулы. Но что-то в ней есть. Я думаю, в ней есть некий закон несообразности, действие которого всегда прослеживается, когда что-то чему-то не соответствует. Скажем, структура власти и форма собственности в России советского периода (досоветского тоже) в значительной мере не соответствовали естественной природе или, если угодно, натуре человека. В новой, постсоветской России с провозглашением демократических свобод и перехода к рынку это несоответствие уменьшилось. Но вот беда — сама природа человека претерпела за годы соввласти серьезные изменения. Так что несообразностей в нашей нынешней жизни и теперь полным-полно.

Но не об этом (или не только об этом) я пишу в своей Главной Книге. Я обозначаю ее жанр как мемуарный роман, так как давно известно, что история действительной, невыдуманной жизни весьма часто напоминает роман. В этой книге нет вымысла, все люди, ее населяющие (безвестные и знаменитые), — реальны. И хотя через книгу, конечно, пройдут многие события жизни страны, начиная с 1939 года, и особенно большое место займет в ней война — это прежде всего книга о любви. Самим Провидением, я верю в это, мы с Лидой были предназначены для Большой Любви. И это верно, что браки совершаются на небесах.

Но препятствий было много, много…

В начале января 1939 года АзИИ — Азербайджанский индустриальный институт — объявил вечер открытых дверей для выпускников бакинских школ. Накануне, под Новый год, выпал снег. В Баку это случалось не каждую зиму, и лежал снег на улицах недолго, быстро таял, — но каждый раз вызывал в городе большое оживление. Редко кому удавалось пройти по улице, чтобы в спину не влепили снежок. Для бакинских мальчишек снег был огромным развлечением.

Снег уже таял в тот вечер, но его еще хватало для лепки снежков. Один, пущенный чьей-то меткой рукой, угодил мне в затылок и неприятной ледяной кашицей потек за воротник. Было некогда затевать снежную дуэль с пацанами. Носовым платком вытирая затылок, я заторопился по Бондарной дальше. Табачная фабрика, вдоль каменного бока которой я шел, привычно хлопала флотационными машинами. В холодном воздухе стоял запах табака, тоже привычный, как и печальные звуки зурны и кеманчи, несущиеся из раствора на Красноармейской улице напротив табачной фабрики.

Я говорю «привычно», потому что родился тут, на Красноармейской (бывшей Красноводской), в двух кварталах от фабрики и от этого раствора, в котором можно было нанять музыкантов для свадьбы или похорон. Это были мои родные места. Тут прошли мое детство и отрочество, а теперь, в соответствии с законами природы, начиналась юность — ну да, мне шел семнадцатый год, и я торопился на вечер открытых дверей, не подозревая, каким значительным он станет в моей жизни.

Когда-то, до появления первых нефтепроводов, добытую на Апшероне нефть возили в бочках, их требовалась тьма, и не случайно в прошлом веке получила свое название улица, где жили и стучали молотками, сколачивая бочки, местные бондари. В середине 30-х годов Бондарную переименовали в улицу Димитрова, но бакинцы называли ее по-старому.

Итак, по этой самой Бондарной я вышел на улицу Ленина к громадному зданию АзИИ. У главного подъезда толпились школяры, среди них были и ребята из наших двух десятых классов 1-й школы: Адик Кулиев, Эля Копелиович, Вика Черномордикова, Адик Бабаев, Ира Тертышникова, Толя Любарский из нашего 10 «а», Лека Шульга, Эля Гаджинская, Лида Листенгартен и другие ребята из параллельного 10 «б».

— Марку не видели? — спросил я.

Марка Янилевский, мой друг с первого класса, вечно опаздывал. Он жил дальше всех, в нагорной части города, на улице Мустафа Субхи. Днем он забежал ко мне, мы сыграли пару партий в шахматы, потом Марка взял книжку Ал. Алтаева «Под знаменем башмака» и умчался, толстый и веселый губошлеп. Начинались зимние каникулы — прекрасное время шахмат, пинг-понга, чтения книг и вечерних шатаний по городу. Уговорились с Маркой встретиться вечером в АзИИ. Но он, как всегда, опаздывал.

Адик Бабаев сказал, строго блестя очками:

— Пошли. Места надо занять.

Он был у нас секретарем школьного комсомольского комитета и всегда знал, когда и что надо делать.

Читать дальше