Владимир Яковенко - Записки

Бывало, ставил меня на час постоять в углу за какую-нибудь провинность. Причем иногда приходилось стоять на коленях на предварительно рассыпанном горохе. Но со временем он уже перешел и к более жестоким наказаниям. Я думаю, что психологически он как-то сразу подавил мою мать своей авторитарностью и взрывным неуравновешенным характером. Его деспотизм стал распространяться на всю нашу жизнь и бороться с ним было невозможно. Моя мать пыталась вмешиваться в его методы моего воспитания, спорила с ним, но он делал все по-своему. Вскоре произошел первый случай, когда наш конфликт вышел наружу. Однажды я, покатавшись на двухколесном велосипеде вокруг дома, занес его не в квартиру, а в подъезд и убежал с ребятами играть во дворе. Гулял я недалеко от дома и посматривал на свой подъезд, чтобы никто не украл мой велосипед. Тащить его на второй этаж мне, шестилетнему пацану, было трудновато. Отчим в это время пришел на обед и увидел, что мой велосипед стоит в подъезде, а меня нет. Он вышел во двор и стал меня звать домой. Я понял, что сейчас буду наказан и, испугавшись, убежал со двора. Через некоторое время он выследил меня в парке и поймал около дерева за руку. Привел домой, бросил на кровать и впервые стал избивать своим солдатским ремнем с широкой медной пряжкой. Помню, что я сильно испугался, громко кричал от боли и унижения, но соседи были на работе и никто не вмешался. Отчим оставил меня лежать избитым на кровати, а сам ушел на работу. Выплакавшись в подушку, я ушел из дома к своей бабушке и дедушке, которые жили в другом районе города в частном доме.

Владимир Яковенко внизу, слева бабушка Стеша, справа – дедушка Сережа. Выше слева Владимир Бутусов с первой женой, далее Геннадий Бубнов с женой Лидией и детьми (мальчик умер в детстве от менингита)

Они увидели следы жестокого избиения на моей спине и заднем месте и все поняли. Меня успокаивали, кормили чем-то вкусным, потом дедушка поехал к матери на работу, чтобы рассказать ей о случившемся. Вечером моя мать приехала, ей уже все рассказали, она приняла решение остаться со мной у бабушки. Меня все жалели, ругали отчима и уговаривали мою мать расстаться с ним. Он появился на следующий день, плакал, просил прощения у бабушки с дедушкой и у матери, говорил, что больше пальцем меня не тронет. Мать ему поверила и вместе со мной вернулась домой, но через непродолжительное время отчим опять за что-то избил меня. Мать снова уходила, забрав меня, и потом все повторялось – слезы, обещания, прощение. Несколько раз братья моей матери – дядя Володя и дядя Гена даже колотили отчима за его неправильное поведение. Но он был неисправим.

Слева направо: Геннадий Бубнов, Владимир Бутусов

Не знаю, почему мать позволяла ему так себя вести по отношению ко мне, может быть она его сильно любила и хотела с ним лучшего будущего. Но чувство детской обиды на нее за то, что она сделала свой выбор не в мою пользу, у меня тогда было сильным. Хотя со временем это чувство у меня как-то сгладилось. Она пыталась всегда меня защитить от его избиений, но отчим тогда переключался на нее и ей доставалось тоже вместе со мной. Физически он был сильнее и не стеснялся ее ударить. Поэтому я стал жалеть больше ее, чем себя.

Помню еще, как отчим всегда хотел, чтобы я его называл папой, а я избегал это делать всякими способами. У моего соседского друга Тимки родители купили телевизор и я, чтобы пойти вечером к нему посмотреть вечерний мультик, должен был спросить у отчима разрешения словами: «Пап, можно я пойду посмотрю телевизор!» Во мне боролась ненависть к нему и страстное желание посмотреть мультик. Все же я заставлял себя подойти к нему на ватных ногах и тихо прошептать нужное слово. Как себя проклинал за эту слабость, но ничего не мог с собой поделать! Телевизоры были тогда в начале 60-х годов большой редкостью и их обладатели часто выносили драгоценную технику во двор, чтобы все соседи могли посмотреть какой-нибудь интересный фильм. Наверное, для меня просмотр телевизионной передачи было таким необходимым и интересным, потому что это был способ ухода от моей не очень веселой жизни.

Через много лет, сидя с отчимом за столом с рюмкой водки, я спрашивал его, почему он так жесток был со мной? Он начинал плакать, просил простить его и говорил, что у него плохой характер и его характер виноват в этом. Сейчас по прошествии стольких лет обида на него все еще помнится, хотя уже не стала такой острой и горькой. Он не смог стать мне настоящим отцом, но к его чести стал хорошим дедушкой для моих сыновей. Саша и Юра чувствовали от него любовь и заботу, когда они встречались с ним, звали его дед Женя, получали от него подарки.

Читать дальше