Евгений Шумигорский - Екатерина Ивановна Нелидова (1758–1839). Очерк из истории императора Павла I

Как бы ни были убеждены многие современники в справедливости этих слухов, но ложность их можно считать доказанною. Привязанность Павла к Нелидовой объясняется исключительно психологическими мотивами и той противоположностью, которая сказалась вполне определенно в это время в личностях Марии Феодоровны и ее фрейлины. Им обеим было около 30-ти лет. Великая княгиня была очень красива, высока ростом, белокура, склонна к полноте и близорука; обращение ее было крайне скромно, — до того, что она казалась слишком строгою и степенною (но мнению некоторых — скучною). Нелидова была маленькой брюнеткой, с темными волосами, блестящими черными глазами, с лицом некрасивым, но весьма выразительным; по свидетельству современников она танцевала с необыкновенным изяществом и живостью, а разговор ее, при совершенной скромности, отличался остроумием и блеском [28] Записки Саблукова, «Русский Архив», 1868. 1875. . По душевному своему настроению и складу своего ума, Мария Феодоровна постепенно расходилась с своим супругом все более и более, тогда как в беседе с Нелидовой Павел Петрович находил видимое себе удовлетворение. Бурный, мечтательный, отчасти мистический ум Павла, измученного в его трудном положении нравственной борьбой, искал средств согласить действительность с высшими идеальными воззрениями; вместе с тем, великий князь никогда не забывал, что он будущий русский самодержец, и даже военным своим занятиям, страсти своей к мелочам военного дела, придавал серьезный характер подготовки к будущим своим государственным обязанностям. Между тем, Мария Феодоровна, не умея владеть умом своего супруга и обуздывая порывы его раздражительности лишь кротостью и терпением, противопоставляла государственным заботам Павла — хлопоты пред императрицей о делах немецкой своей родни, его неудовлетворенным стремлениям к высшей правде — возможно спокойное, прозаическое отношение к жизни, способность мириться с обстоятельствами и даже применяться к ним. Всего менее Павел Петрович мог успокоиться на сентиментализме Марии Феодоровны, мало интересовался ее занятиями искусствами и хозяйством и вовсе не находил себе утешения в тех театральных зрелищах, литературных чтениях и невинных играх, которыми Мария Феодоровна наполняла свои досуги и думала развлекать своего сумрачного, скучавшего цесаревича [29] Шумигорский, «Императрица Мария Феодоровна», I, 325–326. . Дети, являющиеся обыкновенно связующим звеном между родителями, даже мало симпатизирующими друг другу, не могли играть этой роли в жизни великокняжеской четы: Екатерина забрала к себе своих внуков и внучек и давала им воспитание согласно собственным своим воззрениям, не считая нужным справляться о чувствах отца и матери. При всем том, Павел Петрович высоко ценил семейные добродетели Марии Феодоровны и относился к ней с уважением и благодарностью. Тем не менее, после Финляндского похода сделалось совершенно ясно, что умом Павла и сердцем его владела Нелидова. Ее отношения, юмор, живость, даже ее «bizarreries de caractère», вполне отвечали характеру Павла, который в обществе своей супруги находил наоборот размеренную немецкую аккуратность и методичность. Смелость, решительность действий молодой фрейлины, не боявшейся откровенно выражать свои мнения, внушали доверие к ее искренности, тогда как покорность Марии Феодоровны всегда казалась Павлу пассивным противодействием и имела вид молчаливого протеста. Набожность Павла была мечтательная и тесно связана с мистицизмом, и в этом отношении не мог он не ценить выспреннего, склонного к вере во все таинственное ума Нелидовой [30] Доказательством этой духовной связи между Павлом и Нелидовой является его письмо к ней, напечатанное в «Осьмнадцатом Веке», III. 448–449. . Наконец самолюбию цесаревича льстила самоотверженная, бескорыстная преданность молодой девушки, идеализировать которую и платонически поклоняться ей было в рыцарских его видах. Зато Нелидова с чисто женским чутьем умела понять характер великого князя и хорошо владела его темпераментом, что не далось его супруге. В одном из позднейших своих писем к Павлу Петровичу и Марии Феодоровне, уже занимавшим в то время императорский трон, сама Нелидова, со свойственною ей искренностью, нарисовала одну из тех бытовых сцен, которые весьма часто, вероятно, происходили между царственными супругами.

«Каждый день, — пишет она, — меня радует хорошая погода мыслью, что моя добрая и дорогая императрица пользуется прогулкою, столь нужною для нее, и что император в лучшем расположении духа, ибо, не в гнев будь сказано его величеству, у меня есть маленькое подозрение, основанное на маленьких доказательствах, что погода действует на его физическое состояние, физическое на нравственное, оно же в свою очередь на нравственное состояние других, и т. д. и т. д., и вот добрые друзья спрашивают его голосом не совсем твердым: «что с вами, не рассердили ли вас чем-нибудь?» И вот он им отвечает, с видом и тоном глубокого убеждения: «ничего со мной не делается. Это вы в дурном расположении духа и стараетесь во всем мне перечить». И вот мы начинаем оправдываться, а над нами разражается гром словами: «О, если так, так я уеду куда-нибудь». Поэтому-то, когда я вижу хорошую погоду, мое воображение рисует мне сцены иного рода, на которых оно любит останавливаться и я вижу ту физиономию, которая так часто заставляет всех говорить: «у императора — прелестная физиономия, когда он спокоен». И вот тот пункт во всей истории, на котором я хочу остановиться» [31] «Осьмнадцатый век» III. 451, 452. .