Он не привёл убедительных доказательств какого-то сговора его друзей против него. При глубоком и тонком анализе своих чувств он не смог столь же внимательно и объективно обдумать поведение своих реальных или мнимых друзей.
В начале своей исповеди он обмолвился, что не похож на других. Он, плебей, не менял своих манер в угоду аристократам, находясь в их обществе. Не примыкал ни к одной философской школе или политической партии, ни к одному религиозному направлению (включая атеизм). Поэтому отношение к нему было порой ироничным, а то и враждебным.
Возможно, двойственность его натуры, независимость и гонения в конце концов вызвали у него нечто подобное мании преследования. Но это не означает какой-то врожденной психической патологии. Он с ясным умом и твёрдой волей отстаивал свою независимость, своё человеческое достоинство.
Руссо испытывал вдохновение, совершая уединённые прогулки в лесу. Это не свойственно человеку, психика которого отягощена манией преследования.
«Уйдя поглубже в лес, – вспоминал он, – я искал и находил там картину первобытных времен, историю которых смело стремился начертать; я обличал мелкую людскую ложь; я дерзнул обнажить человеческую природу, проследить ход времен и событий, извративших её, и, сравнивая человека, созданного людьми, с человеком естественным, показать людям, что достигнутое ими мнимое совершенство – источник их несчастий.
Моя душа, восхищённая этим величественным созерцанием, возносилась к божеству; и, видя с этой высоты, как мои ближние в слепом неведении идут по пути своих предрассудков, своих заблуждений, несчастий, преступлений, я кричал им слабым голосом, которого они не могли услышать: “Безумцы, вы беспрестанно жалуетесь на природу. Узнайте же, что все ваши беды исходят от вас! “»
В словах и поступках Жана-Жака Руссо нет ничего ненормального для человека незаурядного с непростой судьбой. Подобным выдающимся людям посвящены строки Шарля Бодлера (перевод Дмитрия Мережковского):
Во время плаванья, когда толпе матросов
Случается поймать над бездною морей
Огромных белых птиц, могучих альбатросов,
Беспечных спутников отважных кораблей, —
На доски их кладут; и вот, изнемогая,
Труслив и неуклюж, как два больших весла,
Влачит недавний царь заоблачного края
По грязной палубе два трепетных крыла.
Лазури гордый сын, что бури обгоняет,
Он стал уродливым, и жалким, и смешным,
Зажжённой трубкою матрос его пугает
И дразнит с хохотом, прикинувшись хромым.
Поэт, как альбатрос, отважно, без усилья,
Пока он – в небесах, витает в бурной мгле,
Но исполинские невидимые крылья
В толпе ему ходить мешают по земле.
Григорий Сковорода (1722–1794)
Этот поэт и просветитель, по мнению историка философии В.В. Зеньковского, – «первый философ на Руси в точном смысле слова». Н.О. Лосский предпочёл уклончивое определение: «любитель философии».
Григорий Саввич Сковорода был более чем мыслитель: жил в соответствии со своими воззрениями. Его можно назвать учителем жизни, а не только ярким представителем русской мысли (и украинской, конечно). Первый его биограф М.И. Ковалинский писал: «Поставленный между вечностью и временем, светом и тьмою, истиною и ложью, добром и злом, имеющий преимущественное право избирать истинное, доброе, совершенное и приводящий то в исполнение на самом деле, во всяком месте, бытии, состоянии, знании, степени, есть мудрый, есть праведный.
Таков есть муж, о котором здесь предлежит слово».
Родился он в селе Чернухи на Полтавщине в казацкой семье. Уже в детские годы, по словам Ковалинского, «приметен был склонностью к богочтению, дарованием к музыке, охотою к наукам и твёрдостью духа».
Судьба Григория Саввича определялась его личными качествами. В отрочестве он поступил в Киево-Могилянскую академию. Учение было прервано вызовом в Петербург, где он стал певчим в придворной капелле. Через два года, вернувшись в Киев, продолжил учёбу. Окончив академию в 23 года, отказался от духовного звания, поступил на службу к генералу Вишневскому и несколько лет пробыл в западных странах, главным образом в Венгрии.
Он прекрасно владел немецким и латинским, знал греческий и древнееврейский. За границей продолжил учиться, знакомясь с трудами античных философов и беседуя с высокообразованными людьми. Вернувшись на родину, стал странствующим просветителем и проповедником, своеобразным «русским Сократом» (в отличие от греческого предшественника, он не имел своего дома и писал сочинения).
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу