Почему бы не организовать жизнь общества на научных основах, если «знание – сила»? (Бакунин приводил этот афоризм Ф. Бэкона.) Потому что диктат науки засушит живую жизнь, в которой должно оставаться место таким «ненаучным» категориям, как вера, надежда, любовь, свобода, красота, добро.
«То, что я проповедую, – пояснял Бакунин, – есть, следовательно, до известной степени бунт жизни против… правления науки. Не разрушение науки – это было бы преступлением против человечества, – но водворение науки на её настоящее место».
Установление диктатуры пролетариата Бакунин считал возвращением после революции новой государственной системы. Бывшие рабочие «лишь только сделаются правителями или представителями народа, перестанут быть работниками и станут смотреть на весь чернорабочий мир с высоты государственной… Мнимое народное государство будет не что иное, как весьма деспотичное управление народных масс новою и весьма немногочисленною аристократиею».
Предвидение Бакунина было пророческим.
Любое государство, утверждал он, «есть зло, но зло, исторически необходимое». Только не оправдалась вера Бакунина в непрерывную поступь прогресса, который есть «длительный и постепенный переход от рабства к свободе, к величию, к совершенству, к действительной свободе, – вот в чем весь смысл истории».
Но, может быть, в истории человечества, как в судьбе каждого из нас, есть изрядная доля бессмыслицы? И не столько разумом живут люди, сколько неразумием? Или при любых условиях, даже наилучших, неизбежно проявится мятежная сущность человека? Как писал Максимилиан Волошин:
Вначале был мятеж,
Мятеж был против Бога,
И Бог был мятежом.
И всё, что есть, началось чрез мятеж.
Были ещё два человека, которых можно считать, хотя бы отчасти, «духовными отцами» Ницше (их у него, как видим, было немало).
В год его рождения в Германии вышла книга Макса Штирнера «Единственный и его собственность». Он оказался одним из самых смелых бунтарей в области духа и заурядным обывателем в личной жизни.
Штирнер откровенно высказал то, что другие стыдливо прикрывают фиговыми листочками религиозности, семейственности, патриотизма, морали: «Для Меня нет ничего выше Меня».
Такова высшая стадия анархического индивидуализма. Конкретная личность – превыше всего! Каждый из нас Единственный, которому в собственность дан весь Мир. Но…
Реальность постоянно доказывает, что любой Единственный – один из многих миллиардов; недолгая наша жизнь зависит от многого, а полностью – от земной природы. Хотя об этом не задумывались ни Штирнер, ни Ницше.
Наконец, упомянем Ф.М. Достоевского. С его сочинениями Ницше познакомился сравнительно поздно, в начале 1887 года. Как пишет исследователь его творчества философ К.А. Свасьян:
«Впечатление нередко таково, что в последних произведениях Ницше философствуют разные герои Достоевского, от Раскольникова до Ставрогина, герои, спасшие в своё время своего творца, который освобождался в них от собственной болезни через благодатное самоотчуждение романной техники, и погубившие в другом случае немецкого автора, в лице которого они преступили на сей раз романное пространство и вторглись в реальное, отождествив себя с творцом и подчинив его трагически однозначному исходу своих судеб!»
Вряд ли Фёдор Михайлович освобождался от психического недуга, воплощая свои чувства и мысли в литературные образы. В таком случае следовало бы считать всех великих писателей творцами на грани безумия. Не в этом тайна их творчества. Они были мыслителями прежде всего.
Художественный метод Достоевского основан на мысленных экспериментах, резких столкновениях противоположных идей и характеров. Он с полным основанием утверждал: «Меня зовут психологом; это неправда, я лишь реалист в высшем смысле, то есть изображаю все глубины души человеческой».
Для этого надо было погружать в глубины не только своей души, но и проникать мыслью в души других. Это не было свойственно Ницше. Он так и остался в замкнутом пространстве своего внутреннего мира. Такова главная особенность шизофрении (в переводе с греческого – «разделение ума»; чаще всего это отрешение рассудка от реальности).
На Достоевского ссылаются учёные-естественники, физики, философы, теологи, социологи, психологи, психиатры. Он сильно и точно описывал душевные аномалии. А у него периодически бывали приступы «падучей», эпилепсии – очевидная аномалия головного мозга, в конечном счёте психики.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу