Василий Новобранец - Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика

Большое, можно сказать, решающее значение для нашего политического роста имела партийно-комсомольская и общественная жизнь курсантов. Никогда и нигде я больше не встречал и не переживал столь бурной, страстной и просто увлекательной общественной и политической жизни, какую посчастливилось пережить в харьковской школе «Червоных старшин». Собрания по разному поводу проводились очень часто. Мы на них являлись в полном составе без каких-либо явных или тайных принудительных мер. Спор, дискуссия, критика, невзирая на лица и мундиры, были очень бурными. Говорили мы без шпаргалок, без тезисов, подсунутых до собрания каким-либо знатным дядюшкой. Говорили все, что на душе и на уме, не стесняясь корявости своего языка. И не помню я ни одного случая, чтобы нас кто-либо из старших грубо одергивал и осаживал. А бывало, конечно, в наших выступлениях немало всяких благоглупостей, рожденных молодостью, недостатком знаний и просто невоспитанностью.

Старшие товарищи коммунисты терпеливо, настойчиво и по-доброму нас наставляли, поправляли. Многих из них я запомнил до конца жизни и всегда буду вспоминать добрым словом.

Приходилось встречать, видеть и слышать видных деятелей нашей партии. Например, М.В. Фрунзе. Он был в те годы командующим Украинским военным округом. А для нас он был просто прославленным командармом, героем Перекопа, а также одним из лучших ленинских учеников. Фрунзе не раз бывал в нашей школе, но мы видели в нем не командарма, не генерала, а старшего товарища и друга. Он запросто садился среди нас, расспрашивал о житье-бытье, о наших интересах и нуждах. Мы задавали десятки вопросов. Он терпеливо и толково разъяснял нам сущность и сложность задач, стоявших перед нашей социалистической Родиной и перед мировой революцией. К сожалению, уже тогда он был тяжело болен. Мы видели, что приходил он утомленным, с усталыми глазами, и потому сами сокращали беседы с ним.

Чаще встречались мы с нашим Всеукраинским старостой Петровским Григорием Ивановичем.

Однажды нашим курсантам было доверено охранять поезд Петровского. Те годы на Украине были еще очень тревожными. Банды разных окрасок продолжали еще гулять по степям. Из Польши вылезали банды Скоропадского, Петлюры, Савинкова, «батьки Тютюника» (о последнем дальше еще помяну).

Однажды наши курсанты защищали поезд Петровского от напавшей банды. Курсант Базилевич лег за пулемет. Неожиданно к нему подбегает Петровский:

– В чем дело? Что случилось?

Петровский во время нападения банды спал. Проснувшись, выскочил из вагона и присоединился к курсантам. Базилевич взволнованно ответил:

– Банда напала, Григорий Иванович, уходите… Вам нельзя тут быть.

– Что значит нельзя? А где же мне быть? А ну, что тут у тебя… давай буду пулеметные ленты подавать.

Так весь бой Всеукраинский староста и провел у пулемета в качестве второго номера.

Очень хорошо запомнилась и моя беседа с ним.

Однажды довелось в качестве секретаря общешкольного комсомольского коллектива быть в президиуме совместного собрания с комсомольцами ВУЦИКа, нашими шефами. Уже во время собрания вижу: идет по просвету между рядов старичок с седенькой бородкой, с палочкой. По залу – шорох, шепот:

– Петровский! Григорий Иванович!

Взрыв аплодисментов. Зал встал. Долгие аплодисменты. Петровский прошел в президиум и сел рядом со мной. Мое комсомольское сердце трепетало и замирало. Я знал до того Петровского по портретам, а тут вот он – рядом, легонько покашливает, осматривается и вдруг тихонько спрашивает:

– Ну, как живете?

– Хорошо, Григорий Иванович, – отвечаю шепотом. – Видите, как нас обмундировали…

А обмундированы мы были действительно хорошо: малиновые галифе, английские прекрасные ботинки, хорошие обмотки и френчи. Правительство где-то разыскало обмундирование каких-то гвардейских полков «его величества» и передало нам. Мы гордились своим обмундированием. Я не выдержал, похвастался даже Г. И. Петровскому. Но добавил:

– Кушать вот маловато.

Григорий Иванович сочувственно покачал седенькой бородкой и зашептал, словно извиняясь и оправдываясь:

– Ну что же делать, трудно нам еще. Две войны одна за другой, а тут еще голод навалился. Но скоро мы станем богаче, друже, тогда будем еще лучше одеваться, сытно и вкусно кушать. А сейчас потерпите.

Меня буквально потрясла такая форма разъяснения наших трудностей главой правительства молодому солдату. Даже жарко мне стало.