И все же, по словам Сэнди, что-то большее объясняет его хорошую жизнь, что-то, что не свойственно зрячим людям в такой же степени. Сэнди называет это своей осознанной жизнью в уме, в котором мысли множатся и собираются «без помех постоянным потоком визуальных чувственных образов». Эта особая способность помогла ему испытать радость жизни и внести огромный вклад в благополучие других людей.
Когда он сидел на больничной койке в Детройте в феврале 1961 года, его незрячие глаза увлажнились от лекарств, Сэнфорд Д. Гринберг заключил сделку с Богом. Если Господь вытащит его из этой дыры, поклялся Сэнди, он сделает все, что в его силах, чтобы другие не пережили такого же горя в будущем. Он выполнил это обещание, направив всю свою энергию на разработку технологии регенерации зрительного нерва. С той же целью его твердая рука находится у руля Института офтальмологии Уилмера при Больнице Джонса Хопкинса. Эти усилия и множество других инициатив pro bono [3] Pro bono – оказание профессиональной помощи благотворительным, общественным и иным некоммерческим организациям на безвозмездной основе.
являются причиной для «большой вечеринки», которую Сэнди устраивает в своих «играх мечты», воображаемых им, и с размахом описывает в одной из глав этой книги.
Сэнди будет играть на прекрасной трубе, которую подарила ему Сью, а его однокурсник по Колумбийскому университету и приятель Артур Гарфанкел, с которым он знаком почти всю жизнь, будет петь. Древнегреческий хор будет подхватывать и продолжать. Там будут все кто угодно, включая святых, грешников и законодателей, ученых и государственных деятелей, философов и художников, артистов и торговых магнатов. Мы с мужем, заметят внимательные читатели, тоже наслаждаемся вечеринкой. В моем собственном продолжении мечты Сэнди я могу выбрать людей, за которых поднять тост: Элеонора Рузвельт, Джордж Гершвин, Элла Фицджеральд и огромное количество других замечательных людей. Минуя светила в огромном зале, я поднимаю бокал за Сэнфорда Д. Гринберга, который выбрал жизнь во всей ее красе. Лехаим [4] Лехаим – слово в иудаизме, традиционно произносимое перед тостом. Буквально значит «за жизнь».
, Сэнди, выпьем за тебя и Сью. Вы устроили впечатляющее шоу. Пусть таких праздников жизни будет еще много.
Судья Рут Бадер Гинзбург
Даже это нам будет приятно вспомнить – все Божьи дары жизни, сияющие от рождения до смерти. За жизнь! За все это. За слепоту и экзальтацию.
Я узнал его первым на ступенях Гамильтон-Холла. Мы выходили из гуманитарного класса в Колумбийском университете. Это был 1959 год. В тот год я видел, как он играл в баскетбол – мощный центровой [5] Центровой (англ. Center ), или пятый номер, – позиция игрока в баскетбольной команде. Самый высокий игрок в баскетбольной команде (рост современных центровых, как правило, 210–220 см и постепенно снижается в сторону менее высоких, но более быстрых и координированных игроков), основная задача – игра под кольцом, подбор мяча.
, настоящий бык. Теперь, выходя из класса профессора Геталя, этот могучий человек ростом 188 см стоял рядом со мной, плечом к плечу. Я чувствовал его двойственность, нежную и могущественную. Он говорил с мягкой звучностью. Нас только что поразил Ахилл, герой «Илиады». Может ли такое искусство, такое героическое измерение иметь отношение к нашему будущему? Ему нравилось, что я отношусь ко всему живому как к драгоценности. Я остановился, чтобы насладиться красотой света, когда солнце осветило участок насыщенно зеленой травы. Америка еще не стала фанковой [6] Фанк – одно из основополагающих течений афроамериканской музыки. Термин обозначает музыкальное направление, наряду с соулом составляющее ритм-энд-блюз. Формирование фанка началось в 60-х годах в противовес растущей коммерциализации ритм-энд-блюза.
. Фанк еще не родился. Это была любовь от мгновения к мгновению. Мы были благодарны. Судьба намечена, характеры поменялись, мы разделили нашу судьбу как соседи по комнате.
Это был наш город, наша дружба. Мы – те, кто не может смотреть на все достаточно пристально. Что же это такое, как не сияние? Постепенно, на первом курсе, у Сэнди начала развиваться глаукома. Вот я и читал ему. Это было вполне естественно. Следуйте за сердцем даже через подобные испытания. Слезы затуманивают глаза, приятная нерешительность – существовать или свернуться калачиком в утробе матери. У нас была своя комната, четыре на шесть метров, мы молились у окна, его каштановые волосы блестели.
Читать дальше