Роман Добрый - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

Ростовщик схватился за голову и вдруг как-то завыл-зарыдал.

— Ай-ай-ай… — вырывалось у него с рыданием. — И правда это! Сбылось их проклятье… Золото, кажется, действительно и сгубило меня. Все бы теперь отдал за свободу, за то, чтобы снять с себя такое страшное обвинение.

Путилин с сожалением поглядел на еврея.

— А такого вы не знаете? — тихо спросил он у него.

— Нет, что-то не помню…

— Я вам опишу приметы его.

И когда он описал эти приметы, получил тот же отрицательный ответ.

— В ночь накануне обнаружения трупа в вашей выгребной яме вы не слышали подозрительного шума, лая собаки во дворе?

— Может быть, и лаяла собака, не знаю. Мало ли когда она лает. Я нарочно ее приобрел, чтобы она охраняла двор.

Путилин погрузился в раздумье.

— Неутешительно, — пробормотал он, вставая. — Ну, прощайте, Губерман, а лучше — до свидания.

Когда мы подъехали к дому Губермана и вошли во двор, лицо Путилина было мрачно и темно, как и наступающая ранняя ночь.

— Темное дело… темное дело… — бормотал он. Дом был опечатан. Собаки уже не было на цепи. Великий сыщик принялся за детальный осмотр двора.

Он тщательно осмотрел выгребную яму, собачью будку.

— Смотри, доктор, — обратился он ко мне. — Кто бы мог подумать, что евреи кормят собак костями от свиного окорока!

Он держал, улыбаясь, большую обглоданную кость. Потом, подняв глаза вверх, посмотрел на забор.

— Однако, здоровый забор! Чуть не полторы сажени вышины. И с гвоздями наверху. Да, через такой не перескочишь!..

Медленно, шаг за шагом он стал обходить его, пробуя каждую тесину.

— Крепко… крепко… — шептал он.

Вдруг его рука, которой он с силой надавливал забор, провалилась, и он слегка покачнулся, подавшись вперед.

— Что с тобой? — бросился я к нему.

— Ничего особенного. Одна доска в заборе оказалась оторванной. Смотри.

Путилин нажал доску рукой, и она совершенно свободно выдвинулась вперед, держась на верхних гвоздях.

— А ну-ка, не пролезу ли я в сие отверстие? — усмехнулся Путилин. — Попробуй и ты.

Хотя и с трудом, но мы оба протиснулись и вскоре очутились по ту сторону забора.

Перед нами было пустое место — не то поле, не то огород.

Липкая, густая грязь — почва была, очевидно, глинистая — покрывала все это унылое, мрачное место.

Мой гениальный друг низко склонился над землей, словно стараясь что-то заметить, отыскать.

— Так… так…

— Ты что-нибудь нашел, Иван Дмитриевич? — тихо спросил я его.

— Кое-что… Иди за мной.

Мы прошли несколько десятков саженей. Вдруг он остановился и показал мне рукой на небольшой домик в два окна.

— Скажи, пожалуйста, — домик! Я думал, на этом пустыре нет никакого жилья… Темные окна. Интересно знать, обитаем он или нет…

Великий сыщик еще ниже склонился над землей, внимательно во что-то вглядываясь.

— Стой там, где стоишь! — бросил он мне и потонул во мраке темной ночи.

Два раза мне мелькнул свет его фонаря. Прошло минут пять-десять. Тревожно-тоскливое чувство овладело мною. Незнакомый город. Это мрачное место… Это загадочно-отвратительное убийство несчастного ребенка.

— Ну, вот и я! — раздался голос Путилина. — Таинственный домик сейчас пуст, но обитаем. Мне приходит странная фантазия, доктор, проникнуть во внутренность этого жилища. Что ты на это скажешь?

— Как? В чужой дом?

— Именно.

— Но для чего?

— А это другой вопрос, на который я тебе не сумею определенно ответить, ибо… ибо еще только зондирую почву.

— Но подумай, ведь тебя могут счесть за разбойника?

— Очень может быть. Но я ведь ничего не украду у них. Однако довольно шутить. Дело в следующем. Мы должны составить маленькую диспозицию. Слушай: сейчас же поезжай с моей карточкой к моему почтенному коллеге и скажи, что я прошу его отрядить с тобой двух его агентов для того, чтобы они продежурили часть ночи во дворе губермановского дома.

На его вопрос, где я, ты ответь полным незнанием.

Вы втроем будете стоять близ забора. О проходе — ни звука им.

Лишь только ты услышишь мой сигнальный свисток, немедленно веди их через отверстие и бросайтесь к этому домику. До свидания, доктор!

— А если свистка не будет?

— Тогда терпеливо ожидайте моего появления.

— Ах, Иван Дмитриевич, не сносить тебе твоей буйной головушки! — в тревоге за моего великого друга вырвалось у меня.

— Ну уж, во всяком случае, не в Минске мне ее сложить! — тихо рассмеялся он.