Роман Добрый - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

— Послушайте, полковник, скрываться теперь нечего, да, со мной едет Путилин. Но, как доктор, я должен заметить вам, что Иван Дмитриевич нуждается в известном покое, отдыхе. Ради Бога, оставьте вы его в стороне. Неужели, на самом деле, он не имеет права никуда сунуть носа без того, чтобы его не сцапали? Обойдитесь собственными средствами. Вы — власть. В вашем распоряжении — все средства.

Но, дорогой доктор, просто бы посоветоваться… Я, признаюсь, сам чувствую всю неловкость моего вмешательства… Я вовсе не желал бы беспокоить вашего знаменитого друга, но, поверьте, горе несчастного отца так велико.

— С кем ты говоришь, доктор? — прозвучал голос Путилина. — В чем дело?

По лесенке спускался великий, благородный сыщик.

— Ты так взволнованно говоришь…

Я с отчаянием махнул рукой и отошел.

«Все потеряно! О, проклятье!» — чуть не вслух вырвалось у меня.

Полковник-полицеймейстер так и рванулся к Путилину.

— Я так счастлив видеть вас, ваше превосходительство. Признаюсь, ваш друг, доктор, не хотел допустить меня до вас.

Полицеймейстер представился.

— О, мой милый доктор меня оберегает! Что такое? Что случилось?

Полковник пролепетал те же слова, что и мне. Путилин, улыбаясь, обратился ко мне:

— Итак, доктор, на воде безопасно?

Конечно, только я один понял тонкий сарказм этого вопроса моего друга, полицеймейстер просто глупо хлопал глазами.

— И никто, доктор, «на шири водного пространства» не смеет меня арестовать?

— Оставь! Не добивай! — со злобой вырвалось у меня.

Путилин сразу видоизменился. Вместо добродушного туриста перед нами стоял невозмутимо спокойный, строго официальный, служебный Путилин.

— Ну-с, ведите меня к вашему миллионеру, полковник.

Каюта рыбинского богатея находилась почти рядом с нашей, через одну.

Полковник вошел первым и подошел к сидящему в позе глубокого отчаяния красивому старику с большой окладистой бородой.

— Вот, Пров Степаныч, единственный человек, который может помочь тебе. Кланяйся и проси. Это его превосходительство господин Путилин.

Старик порывисто вскочил с дивана.

— Явите божескую милость, ваше превосходительство! — старик был очень взволнован.

— Хорошо, хорошо. Сядемте и давайте беседовать. Что с вами стряслось? Я слышал, у вас с парохода исчез сын?

— Да, ваше превосходительство.

— Ну, теперь отвечайте мне на вопросы. Сколько лет вашему сыну?

— Двадцать восьмой пошел.

— Холост? Женат?

— Год, как женился, а только можно сказать, что холостой он.

— Как так? — удивился Путилин.

— Такая уж странная оказия вышла. Почти насильно пошел он под венец, по моему настоянию. А как женился, так даже ночки одной с женой молодой не провел.

— Что за причина? Полковник мне сейчас сказал, что сын ваш — больной. Чем он болен?

Старик миллионер сокрушенно развел руками.

— А так, что сам ума не приложу, ваше превосходительство. С виду, телом — молодец из молодцов; нельзя сказать, чтоб и рассудком поврежден был, а только чудной какой-то, словно сам не свой, потерянный, вроде на порченого похож.

— Поясните мне, в чем порча-то его заключается, — продолжал опрос мой друг.

— Очень уж на божественное все лют. День и ночь все молится, так и бьет поклоны, так и бьет. Я это его урезонивать начну бывало, что это ты, дескать, Андреюшка, в монахи что ли записался? Али грехов уже столько наделал, что отмолить их не можешь? А он это так странно поглядит на меня и тихо, покорно отвечает: «Облеплены мы, батюшка, грехами мира, яко смоква червями». Жену его к нему подсылал все. Красавица-девушка! Авось, думаю, разгорится, образумится, в норму войдет. Та, бедняжка, и так к нему, и эдак. Плачет! Известно дело, что ей за сладкое житье быть, значит, замужней девицей? «Что я тебе сделала дурного, желанный мой, что ты на меня не глядишь, гнушаешься мною?» А он ласково погладит ее по головке и скажет: «Не гнушаюсь я тебя, голубка, а люблю тебя, как сестру мне богоданную, так и будем жить, потому все иное душу грехом оскверняет».

— Религиозный фанатизм, — тихо пробормотал Путилин. — Скажите, откуда вы едете?

— В Москве был, ваше превосходительство. Нарочно его, Андреюшку, с собой взял. Думаю, развлечется… К Иверской, к Трифону возил его.

Путилин живо спросил:

— Вы осматривали себя? Он ничего вам не оставлял перед исчезновением? Вы спали, наверно?

Старик миллионер полез в карманы и из одного вынул записку.

Его даже дрожь пробрала.

— Ага! Дайте-ка мне ее…