Андрей Битов - Все наизусть. Годовой творческий цикл

– Так о чем ты? – И я стыдливо подпихнул рюкзачок под табурет и уселся как школьник, руки на коленях.

– Так-то. – И он солидно погладил бороду. – Так о чем мы?

– Про вдоль и поперек.

Как быстро, однако, восстановил он свою власть надо мной!

Без всякой бутылки.

– Правильно. Так вот мысли бывают тоже вдоль и поперек. – И Павел Петрович надежно замолчал, будто задумался.

– Можно спросить? – Я поднял руку.

– Можно. Только не какай больше.

– Что?

– Лучше уж почемукай.

– Почему?

– Хорошее, детское слово. Почему – оно как-то протяжнее, дает по-ду-у-мать. В нем мычание есть.

– Почему-у-у? – готовно промычал я.

– Мычание – первое слово после молчания. В нем есть мы .

– А после мы какое будет следующее слово?

– М-да…

– М-м-м-мы-ы… – промычал я растерявшись.

– Правильно, двоечник. Мы снова вдвоем. А мы – это Мысль!

– СЛЬ тогда что? – Я уже был счастлив.

– Сль… сл-о-жн-о. – И Павел Петрович опять огладил бороду. – Тут уже рядом сл-о-в-о. Но и мы-если или мы-с-иль… с иль или без?

– Запутал ты меня, Пепе. Голова трещит.

– Еще бы не трещит… умнеешь! У тебя без меня все мысли на одну шпульку намотались. Да еще и не в ту сторону.

– Постой… вдоль и поперек… обмотка… раскрутка… уж не магнитные ли поля ты имеешь в виду? Неужто в геофизическом с-мы-сле?

– Во! Растешь на глазах… уже догадываешься. Догадаешься – голову-то и отпустит.

– Так я уже…

– Рано. Ты еще саму мысль-то не додумал. Доразвей ее – совсем легко станет. Пусто. А то набил свой котелок требухой разной, все в нем слежалось и в комки свалялось. Это опасно.

– Что опасно?

– Тут уже теория, а не методика. Главное – это развиться, а не размотаться. Зависит от правильности вращения. Смотри, что с тобой? Да я же тебя не в ту сторону закрутил! Ох, старый дурак! Я так и навредить могу! – И он быстро пробежался свечой по моему кадыку и вниз. – Здесь у тебя узел старый… что, тут у тебя рак был? – Я был поражен: место он указал точно. – Хорошая работа! Повезло тебе с лепилами…

– Что, рецидива не будет?

– Со мной и здесь тебе бояться нечего. Я тебя до конца вылечу.

– Вылечишь? Прости, но как?

– А как всех лечу.

– Так ты что, впрямь лечишь?

– А то. Народ разве ходил бы? Народ, он внутри-то трезвый. Зря не пойдет.

– И что же ты лечишь?

– Запои и раки.

– Всего-то? – хмыкнул я.

– Так болезней всего две и бывает.

– Всего две?

– У нормальных – запой, а кто не пьет, то – рак. Я только от них и лечу. Других болезнев у нас нету. Но не каждый рак мне под силу…

– Ну и как ты тогда?.. А инфаркт? А инсульт?

– Это все к хирургу! Коновалы, они нормальные люди. Делают, что могут.

– Значит, по-твоему, все люди только пьянством и больны.

– Нет, еще слабоумием. Здесь я бессилен. Это неизлечимо. И за женский алкоголизм не берусь… Это все у них от равенства. А оно излечимо только счастьем. Например, если я ее мужика из пьяни вытяну… Нет, женщин я не лечу.

– Как же ты с раком справляешься?

– В общем, почти так же, как с пьянством. Врачи стыдливо его заболеванием называют, чтобы больного не пугать. А рак слово твердое, он ест мертвых, а живых не ест. И я, как тотхороший доктор из грузинского анекдота… некоторым объясняю, что у них все в порядке, другим все разрешаю из того, что им было запрещено, чтобы успели пожить.

– То есть ничего не делаешь?

– Почему это? Некоторым подаю стакан «Надежды». Это моя особая настойка, по сути чача, над которой пробормочу имя пациента и какую-нибудь молитву. И пинком под зад, чтобы не смел возвращаться.

– Ну и как?

– Если проблюются на спуске, желчь выгонят, совсем хорошо, – произнес Павел Петрович не без важности. – Да и в целом положительная наблюдается динамика.

– Ну и б… дь же ты, доктор!

– Это ты точно подметил. Вот ко мне мужики и прут. Куда же еще ходить, как не к б… ди? Зачем, например, тебе вот диагноз, если ты слишком давно ходишь одним боком, все по параллелям, а про меридианы забыл? Спился ты, братец, не от водки, а от пространства нашего. У нас-то меридионального в России мало чего, разве что Камчатка…

– Я там был.

– Я только на Сахалине был, тогда меня эта мысль о продольности и захватила. Недаром туда Чехов ездил…

– Я и там был.

– Был, а что толку? – рассердился Павел Петрович. – Ты тоже, я тебе доложу, бэ, только пространственная. Всем даешь, а сам не выбираешь. По всему миру вдоль шастаешь, а надо бы почаще поперек – в меридиональные страны, где север и юг хорошо различаются. В Норвегию и Швецию, хоть она и широковата… Португалию, Чили, Японию или Англию, даже в Израиль. На худой конец, в Италию или Новую Зеландию – два сапога пара.