Анна Смолина - Поговори со мной, мама

В дни своих беспризорных скитаний я познакомилась с девочкой. Она была очень красивой и смелой, но при этом шалавой по призванию, или как тогда говорили «слабой на передок». Где, с кем, как их много – все это ее не заботило. Но так как мы теперь шатались вдвоем, а она готова была давать всем без разбора, мы стали впутываться в глупые истории еще чаще. Однажды эта девочка предложила посмотреть на ее знакомых с точки. Точкой называли место, где работали уличные девчонки. В девяностые проститутки стояли на проспектах и улицах. Это было обычным делом, и никто этому не удивлялся. Мы отправились на точку, но смотрели издалека: подходить близко боялись. В то время их часто кошмарили облавами. Милиция пасла девиц каждую ночь. Несколько дней мы ходили наблюдать за процессом: как себя ведут девчонки, как к ним подъезжают машины, что происходит потом, как далеко отъезжают и спустя какое время возвращаются обратно. Было очень интересно и страшно одновременно.

Некоторых девочек с точки моя приятельница знала по съемной квартире. В то время она каким-то образом проникла в эту тусовку и иногда ночевала у них. Но сама на улице не работала, это я знала точно. Однажды она рассказала, что девочки дома обсуждали переезд в Москву, точно такая же работа, только на квартире. Деньги совсем другие, значительно больше. Кто-то из сутенеров организует поездку и присоединиться могут все желающие. Не знаю, как мне пришла в голову эта идея, возможно, я хотела показать маме, что она ошиблась и я справлюсь без нее, и вот я уже еду вместе с этими девочками в машине, в столицу. Хорошо понимаю, зачем, и все равно еду. Абсолютно неправильное и скверное решение.

Нас никто не принуждал, не забирал наши документы, никакого давления не было. Да и забирать было нечего, паспорта у меня еще не было. До 1997 года первый паспорт гражданину выдавали в шестнадцать лет, но, когда мне исполнилось пятнадцать, вышел новый указ и теперь документ можно было получить с четырнадцати. Но так как это совпало еще и с поэтапной заменой документов СССР на паспорта нового образца РФ, эта бюрократия растянулась на несколько лет. И в итоге первый паспорт у меня появился только в семнадцать.

Когда я приехала в Москву, мы с девчонками два месяца просто жили на съемной квартире и ничего не происходило. Мне шестнадцать лет, 1999 год. Нет ни паспорта, ни мозгов. А потом все завертелось. Мы перебрались на другую квартиру, где жили ровно тем составом, которым приехали, и, несмотря на секс с мужчинами за деньги, которые к нам иногда приходили, все остальное было прекрасно. В свободное время мы гуляли по столице, ходили по клубам, чтобы забыться, на заработанные деньги покупали себе новые наряды. Когда появились деньги, одни классные шмотки сменялись другими. После голодных девяностых нас долго не отпускало, Черкизовский рынок на время стал нашим вторым домом. Только на этот раз мы уже не воровали, а могли заплатить.

Спустя несколько месяцев в наш дом терпимости пришла полиция нравов (в те годы милиция нравов) и расформировала его. Мы переехали в новую квартиру и ушли к другим мамочкам. Новой «мамочкой» была семейная пара: Вика и ее муж Стас. В их борделе скучать не приходилось: там были всегда пьяная москвичка Светка, Полина-наркоманка из Питера, к которой не раз приходилось вызывать скорую из-за передозов. Заходишь, бывало, в комнату, а она лежит на спине и захлебывается рвотой. Переворачиваешь ее на бок, стучишь по груди, достаешь язык, хлещешь по щекам, чтобы не откинулась. Я на их фоне казалась божьим одуванчиком, и чтобы выглядеть немного старше, натягивала на голову парик с длинными черными волосами, под ним у меня была короткая мальчишеская стрижка.

Первый год жизни в Москве, мне шестнадцать лет, 1999 г.

В борделе у мамочки все было схвачено: администратор, который принимает звонки и ведет запись мужчин, ментовская крыша и купленная консьержка в подъезде. В ее обязанности входило предупреждать нас, если приезжали органы правопорядка. Например, записался клиент, мы его ждем, а в подъезд заходят не один, а несколько человек. Один в гражданском (клиент), другие в форме. Это значит – облава. Клиент направляется в бордель, дает меченые деньги за услугу и как только девочки принимают оплату, достает удостоверение и открывает дверь, чтобы зашли коллеги в форме. Всех оформляют и везут в отделение. Консьержка спасала нас от таких облав несколько раз. Как только милиционеры заходили в подъезд, звонила нам по телефону и предупреждала, что это крутиловка, чтобы мы не открывали. Мы моментально выключали рабочий телефон, закрывали двери и сидели тихо. Милиционеры уходили. Консьержка после этого каждый раз просила премию за спасение. Премия была незамысловатой: большой пакет кофе и дорогой шоколад.