Борис Глинский - Царские дети и их наставники

Замечая в своём бойком, подвижном и энергичном сыне особенное влечение к военному делу и воинским упражнениям, Алексей Михайлович озаботился придать его играм более правильный характер: он составил для него целый полк, обмундировал его в зелёные мундиры, дал солдатикам знамёна и ружья и снабдил их всяческими полковыми вещами; полк этот был назван по имени Петра – «Петров полк», а сам царевич назначен был полковником; ему рапортовали по всем надобностям полка, от него же требовали и распоряжений. Государь лично наблюдал за приказаниями четырёхлетнего полководца и руководил его действиями.

Такое направление забав маленького Петра принесло огромную пользу: он явился, так сказать, «первым кадетом» на Руси и первый прошёл основательную школу воинского дела, курс военных наук. Курс этот изучался не на основании книжек, не с голоса учителей, а на живом деле, хотя и потешном, с участием живых людей – товарищей детства. Здесь не было школьной скуки и стеснений, но вместе с тем вся постановка полка, его упражнения и обучение требовали от царевича сдержанности, умеренности и послушания, то есть всего того, что мы называем воинской дисциплиной.

Алексей Михайлович лично не мог, да и не умел правильно руководить упражнениями Петрова полка, устроенного на манер настоящих европейских, преимущественно немецких, полков, почему и поручил заботу о нем обитателю «Немецкой слободы», шотландцу Менезиусу, человеку для своего времени образованному, умному, ловкому и очень много путешествовавшему. Тот же Менезиус немало содействовал и развитию при дворе Алексея Михайловича неизвестного до тех пор театрального искусства, «комедийной хоромины», как тогда говорили; он же состоял в близких отношениях и к царскому другу, Матвееву, любившему иностранцев и все иностранное.

Вот этот-то Менезиус и поставил Петров полк на европейскую ногу и обучил полковника Петра Алексеевича всем тонкостям военного дела, в пределах, конечно, детского разумения. В его школе малолетний полковник впервые почерпнул понятия о долге, о правильных занятиях и обязанностях службы. Являясь с рапортами к отцу-государю, он чувствовал себя не просто царевичем-сыном, но обыкновенным солдатом, несущим все тяготы военной службы. Это уже было большим шагом вперёд в деле воспитания царского ребёнка, – шагом, который поставил маленького Петра в совершенно иные условия жизни, нежели в каких были его дед, отец, брат в детском возрасте. Он не распоряжался только другими, капризничал или шалил, но учился слушаться, учился смотреть на себя, как на лицо, служащее своему государю. Пётр уже в детском возрасте, не достигнув еще и семи лет, приучился видеть в своих военных играх не простую забаву и развлечение, но дело серьёзное, требующее дальнейшего развития и усовершенствования, которым он с годами и отдал себя всецело, переходя от простых военных действий к более сложным и ответственным.

Возвращение Петра в Москву сопровождалось шумными военными потехами, которые все более и более смущали правительницу Софию и ее приближенных, начинавших понемногу усматривать в действиях молодого царя те невольные и случайные черты, в которых могла сказаться со временем для них серьёзная опасность. У Петра было в неотъемлемом распоряжении собственное правильно обученное и дисциплинированное войско, а в 120 верстах от Москвы строился уже флот, который также легко мог быть приспособлен к военному делу.

Князь Василий Голицын, самый близкий к Софии Алексеевне человек, начинает с того времени неохотно выдавать вытребываемые царём для своих солдат воинские принадлежности; но это не смущает Петра, и он продолжает посылать одно за другим требования – пороха, дроби, барабанов. Таким образом, осенью 1688 года он окончательно сформировал два полка, Преображенский и Семёновский, а весной 1689 года два корабля, не вполне, однако, еще оснащённых, красовались уже на весёлых водах Переяславского озера.

Пётр был в восторге от успехов своих начинаний, не чувствуя, что над его головою уже собираются тучи и бури, которым суждено совершить полный переворот в его пока радостной и весёлой жизни. Он делит отныне своё сердце и привязанности между селом Преображенским и Переяславлем, находясь постоянно в движении и деятельности.

Эта подвижная жизнь приводит в отчаяние Наталью Кирилловну, видящую в занятиях сына опасность для его жизни и здоровья: жизни – со стороны врагов, приютившихся под защитою Софии, здоровью – со стороны шумных пиров и близости к опасному занятию, каким она считала мореплавание. Да и преданные ей люди, как, например, князь Борис Голицын, постоянно настаивали на том, что пора уже Петру Алексеевичу ближе ознакомиться с делами государственного управления, что время детства и непрерывных забав миновало.