Юрий Соломатин - Беньямин и Брехт – история дружбы

на протяжении многих лет завораживал Беньямина – ведь Брехт был единственным писателем, за которым Беньямин мог наблюдать вблизи, погружаясь в процесс творчества великого поэта. Во многом он разделял и увлечение Брехта коммунизмом с изначально сильным привкусом анархии 42.

С Брехтом в его жизнь тогда «вошёл совершенно новый элемент – стихийная сила в подлинном смысле слова» 43. Однако роль Брехта в попытке Беньямина включить «исторический материализм в свое мышление и творчество и даже загнать мышление и творчество в рамки этого метода» вызывала у Шолема довольно агрессивную реакцию:

Брехт как человек более жёсткий оказал значительное влияние на более чувствительную натуру Беньямина, в котором не было ничего от борца. Однако я бы не стал утверждать, что это принесло Беньямину хоть какую-то пользу, я склоняюсь к тому, чтобы считать влияние Брехта на творчество Беньямина тридцатых годов пагубным, а в каком-то отношении катастрофическим 44.

Нарастающую резкость, с которой Шолем отвергал Брехта, можно объяснить только как следствие замещения. Шолем, иудейский богослов и исследователь мистицизма, нападал не столько на Брехта, сколько на интеллектуальную и политическую эволюцию Беньямина. Угасание метафизических, иудаистских и теологических и рост материалистических тенденций в его работах представлялись Шолему вредными, и он пытался им противодействовать. По его словам, Беньямин был подобен двуликому Янусу, и он обращал одну сторону к Брехту, а другую – к Шолему 45. Шолем сопротивлялся влиянию Брехта, чтобы укрепить свое. Это видел и Адорно. После встречи с Шолемом в Нью-Йорке в 1938 году он написал Беньямину, что Шолем «совершенно явно и в высшей степени эмоционально привязан к Вам», и он записывает «любого, кто оказывается рядом с Вами, будь то Блох, Брехт или кто-либо еще, в число своих врагов» 46. Когда в 1968 году разгорелся ожесточенный спор по поводу подобающего издания работ Беньямина, Шолем упомянул в письме Адорно, как нечто само собой разумеющееся, что их объединяло «неприятие влияния Брехта на Беньямина» 47. Адорно и Шолем сходились во мнении, названном Ханной Арендт «удручающим», считая, что дружба с Брехтом оказывала на Беньямина негативное воздействие 48. Говоря о Брехте и переменах в своем друге, Шолем нападал на движение в целом – марксистов, коммунистов, антисионистов, укравших у него Беньямина. Ася Лацис, убедившая Беньямина не эмигрировать в Палестину, также принадлежала к той части окружения Беньямина, которая вызывала раздражение Шолема 16 16 «Как-то раз у него был с собой учебник иврита, и он сказал, что учит иврит. И возможно он отправится в Палестину. Его друг Шолем поможет ему там устроиться. Я чуть не онемела от удивления, а потом мы сильно поспорили: путь нормально мыслящей, прогрессивной личности ведет в Москву, а не в Палестину. Я могу утверждать, что Вальтер Беньямин не уехал в Палестину благодаря мне» ( Lacis A. Revolutionär im Beruf. S. 45). Неприязнь Шолема к Асе Лацис, которую он никогда не видел, открыто выражена в следующем фрагменте одного из писем: «Одной из необъяснимых загадок биографии Беньямина является то, как им смогла завладеть такая хорошенькая стерва (Aas), как Ася Лацис, однако, как вы догадываетесь, ответ слишком прост, чтобы быть интересным». В гневе Шолем даже не смог удержаться от примитивного каламбура: «Asja = Aas? Ja!» ( Шолем Г. – Бёнлих В. Письмо от 12 окт. 1980; Scholem G. Briefe, III. S. 215). . Сталинизация, усилившаяся в Советском Союзе после 1933 года, также подпитывала «антимарксистские инстинкты» 17 17 Вернер Крафт высказался так после разговора с Шолемом 26 сент. 1934 г. в Иерусалиме о «большевизме Беньямина» (Zu Walter Benjamins Exil. S. 192). Шолема, пытавшегося перенести их на Беньямина.

В переписке об историческом материализме весной 1931-го Шолем уже укорял Беньямина за работу «в духе диалектического материализма», указывая, что тот «в своих сочинениях с редкой настойчивостью занимается самообманом» 49. Брехт представлялся Шолему одним из источников этого помрачения ума, а дружба с ним Беньмина – полной противоположностью дружеским отношениям с Шолемом:

Долгое время у меня были лишь неопределённые предчувствия того, чту теперь мы знаем из жалоб Брехта в его «Рабочем журнале» о «мистике при настрое против мистики» и о вечных «иудаизмах» Беньямина: а именно, то, что меня столь привлекало в мышлении Беньямина и связывало с ним, было как раз тем элементом, который раздражал и должен был раздражать в нём Брехта 50.