Юрий Соломатин - Беньямин и Брехт – история дружбы

В этом письме Гретель Карплус повторяет доводы других критиков этих отношений, в особенности своего будущего мужа. Друзья, обеспокоенные связью Беньямина с Брехтом, не скрывали своих тревожных соображений личного и политического характера. Они считали своим долгом защитить друга от опасного влияния и предполагаемой эмоциональной зависимости. Критики выражали предупреждения весьма эмоционально, считая, что на кону стояло очень многое. По их мнению, Беньямина нужно было «спасать» от Брехта во имя высокой цели защиты «объективной реальности».

Как правило, Беньямин отвечал на доходившие до его ушей упреки исповедальной откровенностью. Неслучайно письма, где он упоминает о своей «решающей встрече с Брехтом» 37и заявляет о солидарности с ним, адресованы именно тем друзьям, которые с наибольшим отчуждением воспринимали его отношения с Брехтом. Ответ Беньямина Гретель Карплус столь же показателен, как и её письмо. По его словам, для ответа ему пришлось отрешиться от её письма и от своей текущей работы. Не всё высказанное ею он считает неверным, но и далеко не всё говорит, по его мнению, против поездки к Брехту.

Твои слова о его влиянии на меня напоминают мне о значимом и постоянно повторяющемся в моей жизни схождении жизненных обстоятельств, напоминающем схождение небесных светил. <���…>

В экономике моего бытия действительно значимы несколько особых отношений, позволяющих мне обретать, наряду с присущей моему бытию позицией, также и её полную противоположность. Эти отношения постоянно вызывали более или менее бурные протесты моих близких, как сейчас с Б. – в том числе и протест Герхарда Шолема, сформулированный гораздо менее дипломатично. В таких случаях мне остаётся лишь попросить своих друзей поверить, что плодотворность этих связей станет столь же очевидной, как и их опасность. Как раз тебе известно, что моя жизнь и мой разум стремятся к крайностям. Обретаемый простор, свобода сближения явлений и идей, признаваемых непримиримыми, обнажается только через опасность. Опасность, которую и мои друзья обычно замечают только в виде «опасных» отношений 38.

Беньямин прекрасно сознавал значимость встречи с Брехтом для своей жизни и творчества 12 12 «[Работы о Брехте] представляют в творчестве Беньямина, который также прекрасно знал Гофмансталя, Андре Жида и Жюльена Грина, тот редкий случай, когда жизненная история стала важной для теории: “Комментариев к стихотворениям Брехта” не существовало бы в такой форме, если бы Брехта и Беньямина не связывали дружеские отношения» ( Tiedemann R.: Die Kunst. S. 178). . Не удивляясь критическому настрою друзей, он отвечал на предостережения, что знает «пределы» этой значимости. В мае 1935 года Беньямин писал Адорно о «Парижских пассажах», что Брехт одарил его работу «апориями», но не «директивами» 39. Там, где друзья подозревали проблемы, Беньямин видел сложные взаимоотношения, в которых «опасности» и «плодотворное воздействие» действовали амбивалентно. Беньямин редко выражался яснее, чем в этой саморефлексии, когда утверждал, что неотъемлемой частью его мышления как раз и была попытка сочетания противоположных позиций 13 13 Буркхардт Линднер в 1978 г. первым указал на программный характер этого отрывка из письма к Адорно: оно читается как «ранее отсутствовавшее заявление» ( Lindner B. Walter Benjamin im Kontext. 2., erw. Aufl. Königstein / Ts.: Athenäum, 1985. S. 7). . Упомянутая, но нескрываемая очевидная опасность заключалась, как можно предположить, в том, что вместо сочетания крайностей можно застрять в одной из них. Беньямин видел плодотворность таких отношений в возможности вместе с другими совершать поступки и переживать ситуации, альтернативные испытанным им ранее, тем самым обостряя мышление. Тот факт, что Беньямин объяснял эту существенную особенность своей натуры на примере отношений с Брехтом, говорит о полной невозможности задним числом преуменьшать значение Брехта для Беньямина.

В письмах к тем, кто, по его мнению, мог быть настроен к Брехту критически, Беньямин старался о нем не упоминать по незначительным поводам 14 14 Например, сообщая Шолему, Гретель Карплус и Адорно о планах выступать с лекциями о немецком авангарде в Париже, Беньямин не упомянул, что темой лекций является Брехт ( Беньямин В. – Шолему Г. Письмо № 836 от 3 марта 1934 // GB IV. S. 357; Беньямин В. – Карплус Г. Письмо № 840 от 9 марта 1934 // Ibid. S. 367; Беньямин В. – Адорно Т.-В. Письмо № 850 от 9 апр. 1934 // Ibid. S. 391). . Это заметно по черновику письма Фридриху Поллоку, административному директору Института социальных исследований, написанному в июле 1938 года. Беньямин вычеркнул из описания своего распорядка дня, построенного им «так, чтобы создать оптимальные условия для работы», фрагмент о том, что он проводит весь день в доме Брехта, ест у него и играет с ним каждодневную партию в шахматы 40. Это не стилистические исправления, а пример удаления из сообщения сведений, которые могли повлиять на финансовую поддержку от Института. Такая тактическая избирательность, названная Адорно приспособлением к адресату, формой дипломатии 41, никак не противоречила искренности в случае прямого ответа; и то и другое – реакция Беньямина на настороженность и враждебность. Особенно весомы в обсуждении отношений Беньямина и Брехта были мнения Шолема и Адорно. Изначально отношение Шолема к их тесному общению было сдержанным. Его интерес к Брехту был весьма умеренным. Беньямин буквально навязывал Шолему некоторые работы Брехта, чтобы потом безнадёжно ожидать его суждений о них 15 15 Беньямин постоянно жаловался, что Шолем не писал ему о текстах Брехта, а Шолем выражал «сдержанность в письмах по отношению ко многим произведениям, которые Вальтер мне нахваливал. Например, “Трёхгрошовый роман” я считал низкопробным продуктом» ( Шолем Г. Вальтер Беньямин. С. 337). Неприязнь Шолема также упомянута в переписке между Беньямином и Китти Маркс-Штейншнайдер. Беньямин встретился с Китти Маркс-Штейншнайдер в Берлине в 1933 г. незадолго до её эмиграции и одолжил ей корректуру «Матери» Брехта ( Benjamin W. / Scholem G. Briefwechsel. S. 412). Получив бумаги назад, Беньямин писал: «Прежде всего, я хочу поблагодарить Вас за возвращение книг Брехта и Музиля. Не могли бы Вы написать мне, что думаете о каждой. Я легко переживу разочарование в отношении второго, но не первого, так как, насколько я помню, Шолем намекнул мне, что он принялся за чтение “Матери”. Поэтому Ваше молчание о ней станет эхом, доносящимся даже через океан. Прошу Вас ответить, верны ли мои догадки?» ( Беньямин В. – Маркс-Штейншнайдер К. Письмо № 805 от 22 авг. 1933 // GB IV. S. 281). В ответе от 14 сент. 1933 г. она писала: «Вы лишь отчасти угадали насчет “Матери”. Я давала ему эту книгу, но забрала, когда он сказал, что начинал, но не собирается дочитывать до конца» (WBA 91/5V–6). . По прошествии времени Шолем признал важность этой дружбы для Беньямина, сказав, что Брехт