Яир Лапид - Мои посмертные воспоминания. История жизни Йосефа «Томи» Лапида

По сути, первые две недели мы участвовали в предвыборной кампании практически в одиночку и совершили большой рывок в результатах опросов – от шести до восьми, а затем и до одиннадцати мандатов.

Скорость нашего реагирования на события объяснялась в том числе тем, что мы, задолго до Барака Обамы, были одними из первых, широко использовавших интернет. Годом раньше партнер Яши, Алекс Белецкий, объясняя мне эффективность и преимущества интернета, говорил медленно и внятно, будто имел дело с музейным экспонатом, который все еще пользуется гусиным пером. Он был очень удивлен, когда понял, что этот весь седой лидер партии был одним из первых людей в стране, подключившихся к интернету, и эффективно пользовался им задолго до самого Алекса.

То, что поначалу казалось пустыми претензиями маленькой амбициозной партии, все большее число людей начинало воспринимать как реалистичный сценарий событий. Журнал «Ньюсуик» в своем комментарии к большому интервью со мной заявил, что «Шинуй» может получить столько голосов, что «Томи Лапид станет “делателем королей” в израильской политике». Я разослал эту статью всем, с кем был знаком, и даже некоторым, с кем не был. «Мы уже не маленькая партия, – повторял я своим однопартийцам снова и снова. – Мы большая партия, которая стремится во власть. Именно так мы и должны вести себя».

Несколько дней спустя мы проводили фокус-группы. За столами сидели, слегка смущаясь, обычные люди, и отвечали на вопросы о своей жизни и своих предпочтениях. Я стоял за стеклом и смотрел на своих избирателей (точнее, на тех, кто, я надеялся, станет ими).

– Вы богатый или бедный? – спросила женщина-интервьюер, занося данные в анкету.

– Ни то ни другое, – ответил один из опрашиваемых. – Я средний класс.

Другой участник, сидящий напротив него, поднял голову.

– Точно, – сказал он удивленно, словно впервые об этом подумал. – Я тоже средний класс.

Тем вечером мы собрались у меня дома, в гостиной. После долгого обсуждения решили положить в основу своей кампании три принципа: борьба против ультраортодоксов, борьба с коррупцией, положение среднего класса.

Я сказал своим товарищам по партии, что среднему классу осточертело быть единственным, кто платит налоги; единственным, кто выполняет свой долг в качестве резервистов; единственным, кто соблюдает законы; единственным, кто держит всю страну на своих плечах, в то время как другие, пользуясь его молчанием, набивают себе кошельки и карманы.

В заключение я напомнил нашей команде слова Эммануэля Жозефа Сийеса в разгар Великой французской революции:

«Что такое третье сословие? – Все.

Чем оно было до сих пор? – Ничем!

Чего оно требует? – Стать чем-то!»

Ответом мне были только осоловевшие взгляды моих соратников – вероятно, по причине позднего часа.

Две недели спустя состоялись выборы. На этот раз я не пошел в телестудию, а остался дома, с семьей и друзьями. И смотрел – во второй раз в жизни, – как мое имя поднималось вверх в графиках. Поднималось, поднималось, пока не достигло цифры 15. Пятнадцать мандатов!

Все стали смеяться и ликовать, пока Шула не заметила, что я помрачнел.

– В чем дело, Томи? – спросила она.

Все замолчали и уставились на меня.

– Я вдруг почувствовал всю тяжесть ответственности, – сказал я им. – Это больше уже не игра. С пятнадцатью местами в парламенте я могу изменить страну.

Мерав сказала:

– Давай ты начнешь менять ее завтра. А сегодня мы празднуем.

Мы поехали в Дом журналистов, где устроили самую веселую вечеринку из всех, в которых я когда-либо участвовал.

– Это самый счастливый день в моей жизни! – крикнул я Поразу.

– Томи, – ответил он, – ты говорил то же самое в прошлый раз.

– Точно. И до сегодняшнего дня это было правдой.

Откуда-то возник незнакомый мне мужчина невысокого роста и бросился обнимать и целовать Яира. Яир опешил.

– Напомни мне, кто это, – шепотом спросил я Пораза.

– Это Игаль Ясинов, пятнадцатый номер нашего списка. Он только что узнал, что стал депутатом Кнессета.

Сразу после выборов Мерав вручила мне подарок – небольшую деревянную статуэтку «Три мудрые обезьяны»: «не вижу зла, не слышу зла, не говорю зла». Она была единственной вещью, которую я взял с собой в новый кабинет после назначения министром юстиции, и поставил на рабочем столе. Я видел ее каждый раз, когда поднимал взгляд от бумаг. Она всегда напоминала мне, что именно этого не должно случиться с системой правосудия, которую я возглавлял, – она не должна отводить взгляд, не должна затыкать уши и должна говорить за всех, кому не дают слова.