Юрий Фельштинский: Лев Троцкий. Враг №1. 1929-1940

«Моя жизнь» была написана в один присест и завершена в течение нескольких месяцев», — писала Наталья Ивановна [3] Serge V., Sedova — Trotsky N. The Life and Death of Leon Trotsky. New York: Basic Books, Inc. Publishers, 1975. P. 165. . Сам же Троцкий был убежден, что затворничество в турецкой глуши — только временный эпизод в его бурной жизни, и торопился воспользоваться им, чтобы довести до современников и потомков свою трактовку минувших событий. Он писал в предисловии к автобиографии: «Самая возможность появления ее в свет создана паузой в активной политической деятельности автора. Одним из непредвиденных, хотя и не случайных этапов моей жизни оказался Константинополь. Здесь я нахожусь на бивуаке, — не в первый раз, — терпеливо дожидаясь, что будет дальше. Без некоторой доли «фатализма» жизнь революционера была бы вообще невозможна. Так или иначе, константинопольский антракт явился как нельзя больше подходящим моментом, чтобы оглянуться назад, прежде чем обстоятельства позволят двинуться вперед» [4] Троцкий Л. Моя жизнь. Опыт автобиографии. Берлин: Гранит, 1930. Т. 1. С. 5. .

Об интенсивной работе отца тем, кого он считал своими единомышленниками в СССР, писал Лев Седов. 9 июля он отправил письмо И.Я. Врачеву, который как раз перед этим заявил о своем примирении со сталинским режимом (Лев об этом заявлении еще не знал): «У нас без перемен. Старик много работает — подготовляет книги для печати. Со здоровьем так себе — малярия, переутомление и пр[очее]. Да и здесь очень неважно, а единый фронт от сэра Остина — до Сосо — не дает никуда продвинуться» [5] РГАСПИ. Ф. 325. On. 1. Ед. хр. 481. Л. 129; Лев Троцкий, Константинополь, 1929 год / Публ. М.М. Пантелеева // Исторический архив. 1993. № 1. С. 219. . «Старик» — это Троцкий. «Сэр Остин» — министр иностранных дел Великобритании О. Чемберлен. «Сосо» — Сталин.

Рукописью сразу заинтересовались американские и английские издатели. Уже в 1930 г. книга была выпущена в США издательством «Скрибнер и сыновья» и в Великобритании издательством Торнтона Баттерворса. Через год американское издательство опубликовало дополнительный тираж книги. В том же 1930 г. мемуары были изданы во Франции, Испании и Чехословакии. В Варшаве они появились не только на польском языке, но и на идиш. Так началось победоносное шествие мемуаров Троцкого по всему миру — от Китая, где они были впервые опубликованы уже в 1932 г., до всех латиноамериканских и даже нескольких африканских стран [6] Sinclair L. Trotsky. A Bibliography. 2 vol. Brookfield: Gover Publishing Company, 1989. Vol 2. P. 1250–1255. .

Русскоязычное издательство «Гранит», находившееся в Берлине, подписало договор с Троцким об издании книги на русском. Мемуары вышли в двух томах в 1930 г., хотя в выходных данных значится следующий год, 1931-й. Издательство «Гранит», принадлежавшее А.С. Кагану (он владел еще двумя берлинскими издательствами — «Обелиск» и «Парабола»), и позже публиковало книги Троцкого, интерес к которым проявляла эмигрантская публика разных политических лагерей. Книгоиздатель получал неплохую прибыль, хотя не чувствовал себя в безопасности, имея в виду все более нагнетавшуюся советскими властями кампанию ненависти в отношении Троцкого и столь же бешеные выпады по отношению к коммунисту-еврею со стороны национал-социалистов. Именно приход к власти в Германии нацистов в начале 1933 г. положил конец существованию «Гранита» (хозяин которого был евреем), как и вообще всех издательских домов, принадлежавших не только евреям-иммигрантам, но и немецким евреям.

Мемуарная книга Троцкого обладала всеми достоинствами и недостатками, которые присущи воспоминаниям как жанру литературы и как историческому источнику. Она была насквозь субъективна и пристрастна, что, собственно, автор не отрицал, заявляя, что эта книга — не бесстрастная фотография его жизни, а ее составная часть, что на страницах книги он продолжает ту борьбу, которой была посвящена вся его жизнь. Правда, Троцкий тут же начинал играть словами, утверждая, что именно в этом субъективизме и состоит возможность «сделать биографию объективной в некотором более высоком смысле, т. е. сделать ее наиболее адекватным выражением лица, условий и эпохи» [7] Ibid. P. 7. .

Захватывающие мемуары Троцкого, увлекающие читателя с первых страниц, написанные живым, свободным языком с привлечением всех возможных литературных приемов, были точны в фактологическом отношении. В них почти невозможно обнаружить ошибок в датах, именах, наконец, в канве событий. В то же время они были сугубо полемичными и, как таковые, нередко заостряли внимание на одних событиях, игнорируя или лишь мельком упоминая другие, не заслуживавшие, с точки зрения автора, внимания. Учитывая же место автора в истории социал-демократического движения России, в организации Октябрьского переворота, в Гражданской войне, во внутрипартийных битвах 20-х гг., можно сказать, что двухтомник представлял собой персонифицированную историю российского революционного движения.