Томас Олдрич - Воспоминания американского школьника

«Неужели она не успокоится ни на одну минуту? - думал я. - Как она противно дрожит. Меня бы не тошнило так, если бы она не дрожала. Я умру, я непременно умру, если она не остановится».

Мама давала мне кусочки лимона и воду со льдом. Она тоже была бледная и тоже глотала все время ломтики лимона и ледяную воду.

Однажды утром я проснулся от пушечного выстрела.

- Мама, пираты! - закричал я и стал искать под подушкой свой медный пистолет.

- Какие там пираты! - сказал папа. - Это наш «Тайфун» салютует мысу Код. Завтра мы будем на земле.

Земля! Меня сразу перестало тошнить. Я натянул штаны и куртку и в первый раз за много дней поплелся за папой завтракать в кают-компанию.

На следующий день я с утра выбрался на палубу и сразу же отправился на поиски матроса с картинками. Я нашел его на носу судна, за починкой паруса. Он не забыл меня и сказал приветливо:

- Надеюсь, вы совсем поправились, мастер... Не имею чести знать вашего имени.

- Том Белли, - представился я и, в свою очередь, спросил: - Вас, сэр, надеюсь, зовут не «Тайфун»?

- О, что вы, мастер Том! Я хоть и старый тайфунец, но зовут меня Бенжамен Уатсон из Нантукета.

Мы очень подружились, и матрос Бен рассказал мне кучу историй из своей жизни.

Он три раза объехал вокруг света, охотился на китов, два раза чуть не утонул во время кораблекрушения и один раз чуть не сгорел во время пожара на корабле.

Я попросил Бена еще раз показать мне свои картинки - русалку и дракона. Он охотно засучил рукава и даже расстегнул ворот фуфайки. Оказалось, что грудь у него разрисована так же густо, как и руки. Матрос Бен был настоящий ходячий альбом.

«Это он хорошо выдумал, - решил я. - Листы с рисунками могут затеряться или упасть за борт, а картинки старого тайфунца всегда с ним».

- Мистер Бен, не согласитесь ли вы сделать и у меня на груди небольшой рисунок мне на память? - попросил я Бена.

- Охотно, мастер Том, - сказал Бен. - Для этого надо наколоть кожу иголкой и втереть краску. Предупреждаю вас, это немножко больно.

- Пустяки, я не боюсь. - И мы пошли в кубрик за иголкой и красками.

Но по дороге мы встретили папу. Папа заявил, что я хорош и без рисунков, и увел меня в каюту.

- Помоги мне затянуть ремни на чемоданах, Том, - сказал папа. Через час мы подойдем к Бостону.

Папа читает газету. Мама вполголоса разговаривает с какой-то незнакомой дамой. Сидят точно в комнате.

И правда, вагон похож на комнату: потолок, двери, стены, окна.

Но и потолок, и двери, и стены, и окна все время дрожат. Под полом что-то стучит: тарах-тах-тах, тарах-тах-тах. Окна звенят, вагон несется, как будто его тащат сто тысяч лошадей.

Я прижался носом к стеклу и смотрю на деревья, полянки, домики.

Они убегают, точно их кто-то тянет назад, к Бостону, а на их место сейчас же выбегают новые.

Вдруг прямо под нами заблестела вода.

Колеса стучали гулко и четко. А что, если мост провалится?

Но вот и река убежала к Бостону. Из-за поворота выплыла ферма. Возле дома с красной крышей дерутся мальчишки. Наверное, побьет тот, в клетчатой куртке.

На каждой станции, как пружинный чертик из коробочки, выскакивает человечек в форменной фуражке, с зеленым флагом в руках. Он размахивает флагом, как будто хочет нас остановить. Но наш поезд только свистит и несется дальше. Он - экспресс и не обращает внимания на маленькие станции.

Но вот все чаще и чаще замелькали разные строения. Мелькнула фабричная труба, четырехугольная башня водокачки.

Поезд пошел медленнее и въехал в длинное, открытое с двух сторон деревянное здание.

Паровоз зашипел, зафыркал и остановился.

- Станция Ривермут! - закричал кондуктор.

- Как? Уже?..

Носильщики подхватили багаж, и мы вышли на платформу.

Мама бросилась на шею к высокому господину в сером цилиндре и сером длинном сюртуке. Белый крахмальный воротничок доходил ему до ушей. Волосы были еще белей воротничка.

Это мой дедушка, капитан Нёттер. Дедушка расцеловал маму, крепко потряс руку папе, а меня обнял за плечи и сказал:

- Э, да ты совсем мужчина! Я и не ожидал, что у меня такой большой внук.

Мы вышли из дверей вокзала и уселись в старую дедушкину коляску.

- Дедушка, - спросил я, - как поживает пони?

- Прекрасно, мой друг, прекрасно, - ответил дедушка. - Она уже целый месяц стоит в конюшне, ест овес и скучает по своему хозяину.

Коляска катилась по тихим, похожим на аллеи улицам Ривермута. Старые вязы, как солдаты, стояли двумя шеренгами по краям дороги.