Г. Авдеева - Батюшка-гром

Батюшка вспоминал: «Глядя из товарняка, я пытался сосчитать золочёные маковки. Потом всё помнится в чёрном цвете: бараки, крытые соломой, сплошные нары на земляном полу, нужда, голод, унижение. Нас спасала вера, она давала нам выдержку и терпение». Проведя на севере два неимоверно трудных года, юный Павел принял решение стать монахом.

Маленькую Надю забрали в детский барак, чтобы мать могла работать, а когда Нина Фёдоровна зашла проведать её – увидела, что с неё сняли крест. Спрятав Надю под кофту, мать вынесла дочь из барака. Но конвоир заметил и отобрал ребёнка. Девочку отправили в детский дом.

Через два года, когда на Соловках дети стали умирать, родственникам разрешили забрать детей. «За нами приехала тётя Дарья – мамина сестра. За доброту её души мы звали её тётя Душа», – вспоминал батюшка. Так дети оказались под бабушкиным крылом в Тамбовской области.

Михаилу Макаровичу с женой удалось бежать из лагеря, но по доносу их снова забрали и отправили в разные лагеря: его за Урал, а Нину Фёдоровну под Горький. Первой из ссылки вернулась мама, а через некоторое время отец.

9 сентября 1941 года родилась младшая сестра Анна. Глава семейства – Михаил Макарович в это время работал в Эртиле на зернотоке. Он пошел навестить жену и родившуюся дочь. На работе этот поступок посчитали саботажем, и без разбирательств его, как врага народа, отправили в ссылку в Нижний Тагил. Оставшись без отца, Павел почувствовал ответственность за осиротевшую семью.

Нина Федоровна с дочерью Надеждой

Священник Иоанн Скопинцев из Калиновки Липецкой области (накануне кончины в два часа ночи 4 марта 2007 года удостоившийся принять постриг в великую схиму с именем «Пантелеимон») в юности сидел в одном лагере с Михаилом Санталовым. Отец Иоанн рассказывал, что Михаил Макарович был для узников лагеря опорой, святым человеком. Его в тюрьме и заключенные, и начальники уважали. Он, даже находясь в заключении, учил людей жить по-православному.

Умер Михаил Макарович 20 мая 1943 года в лагере в Нижнем Тагиле Новосибирской области.

Нина Федоровна, вернувшись из ссылки, долго искала свою дочку Надю. Наконец, прозорливый старец Георгий сказал ей: «Поезжай в Горький – там найдёшь». И действительно, в Горьковском детском приюте она нашла дочь, которой тогда уже было семь лет. Вывели Нине Феодоровне троих детей и сказали: «Выбирай, угадаешь – отдадим. Какая твоя?» Нади среди них не было. Вывели следующую тройку, среди них Нина Федоровна сразу узнала дочь.

После кончины Михаила Макаровича к Нине Фёдоровне сватались хорошие мужчины, из верующих, которые предлагали создать новую семью ради детей. Она же выходить замуж второй раз не хотела и приняла тайное монашество с именем «Корнилия» в день памяти святителя Митрофана. В монашество её постригали отец Валерий (схиархимандрит Серафим (Мирчук)) и отец Власий (схиархимандрит Макарий (Болотов)).

Священник Иоанн Скопинцев, впоследствии иеросхимонах Пантелеимон и протоиерей Павел Санталов, впоследствии иеросхимонах Нифонт, 25 ноября 1994 г., г. Липецк

Нина Федоровна в колхоз так и не вступила, не участвовала ни в одних выборах, не получала паспорта, отказалась от пенсии, которую ей назначили в 1990-е годы после реабилитации, объясняя это тем, что не хочет лишиться награды на Небесах за то, что за Христа на Соловках, в ссылках пострадала. Она кормилась с детьми трудами своих рук – шила постельное белье, погребальные наборы, пряла, вязала одежду. Скотины не держали, но был огород 15 соток. В нелёгких трудах ей помогали дети.

После ссылки Нина Фёдоровна в полной мере исполнила заповедь христианского гостеприимства. Принимала всех странников, кормила. Если появлялся в селе человек, нуждающийся в ночлеге, то односельчане посылали к Санталовым: «Нина всех принимает». Младшая сестра отца Нифонта, Анна, вспоминает: «Всегда в нашем доме были постояльцы. В моем детском представлении было такое – в ся Россия в пути, ходит в поисках Бога. Останавливались на ночлег странники, ходившие по святым местам, от старца к старцу, от одного действующего храма к другому. Редкое дело было, чтобы мы, дети, спали на печи или на кровати, лучшие места отдавались гостям, а мы спали на полу. В мои обязанности входило всегда на ночь мыть пол и застилать его свежей соломой, или свежим сеном. Дух был в хате не передаваемый! Как чудесно пахнут и сено, и солома, и свежевыскобленный деревянный пол, и только что испечённый хлеб, и сваренная в печи картошка. Под какие молитвы и дивные рассказы об увиденном странствующими богомольцами мы засыпали! Мама была всегда со всеми доброй, открытой, но бывали случаи, когда я её не узнавала – вела себя сдержано и пыталась побыстрее выпроводить того или иного гостя. Слышала после разговоры взрослых, что «странник» был от лукавого, «шпион». К нам подсылали таких людей, задача которых была одна – найти на нас компромат. Не собираются ли у нас «антисоветчики»? Был непреложный закон – никаких бесед о власти и руководителях не вести. Только о Боге, святых угодниках и сельскохозяйственных делах. Часто останавливался у нас странник Стефан, который был в духовной дружбе с отцом Митрофаном (Мякининым). Стефан был красивый, добрый, всех хлебом угощал. Хотя сам был нищий. Надолго он не оставался. И даже если непогода или пурга, он уходил, мы ему говорили: «Куда ж ты идёшь?» А Стефан отвечал: «Странник не должен жить в одном доме больше трёх дней».