Array Коллектив авторов - Бессмертный полк. Истории и рассказы

По словам деда, до прибытия советских десантников разведчики, подпольщики и недавние военнопленные отразили восемь американских атак. Потеряв при этом более 2/ 3обороняющегося состава. Но цель была достигнута: с прибытием десантников у американцев, и так изрядно прореженных в атаках на завод, шансов захватить завод не осталось. Они опять откатились и вызвали подкрепление. Но на этот раз русские успели раньше. Первыми к заводу прибыли советские танки, которые на форсаже ехали на помощь десантникам и разведчикам. Танкисты умудрились пройти в обход немецких и американских частей (американцы наступали не единым фронтом, а клиньями, потому в линии фронта были огромные «плеши», которыми и воспользовались русские). Американцы не решились на продолжение атак. А конфликт (так назвали генералы полноценный бой в районе завода, в котором погибли более тысячи человек с обеих сторон) был благополучно замят и засекречен.

Василий Михайлович Ефтеев

Тот бой, вкупе со свидетельством командира партизанского отряда, что Василий Ефтеев попал в плен в бессознательном состоянии, спас деда от сталинских лагерей. Но его все равно лишили всех наград, на два года оставили в Германии в составе частей, вылавливавших недобитых нацистов. А удостоверение участника войны вручили лишь в 1967 году. Дед никогда не добивался возвращения ему лишенных наград, хотя он не был официально их лишен, а после получения удостоверения награды ему должны были вернуть автоматически. А ведь любая боевая награда означала солидную прибавку к пенсии. К примеру, за медаль «За отвагу» ежемесячно доплачивалось 8 рублей, за орден Красного Знамени – 20. По тем временам солидная прибавка к пенсии! Только усилиями моего отца, которые он предпринял втайне от деда, в 1983 году деду вернули медаль «Партизану Великой Отечественной войны» I степени (плюс 7 рублей к пенсии). В 1985-м кроме награждения орденом Отечественной войны II степени (к 40-летию Победы им награждали всех ветеранов) вернули и медаль «За отвагу». А вот орден Красного Знамени военком Гомельского гарнизона привез деду в деревню 14 августа 1991 года. Дед не дожил до этого вручения всего три дня… Он умер от лейкемии (белокровие), вызванной последствиями Чернобыльской катастрофы. Так получилось, что радиоактивное облако от Чернобыля двинулось сперва на север и разразилось дождями именно над территорией Гомельской области.

Максим Леонов

Лапкин Яков Моисеевич (1903–1992)

О своем участии в финской войне мой отец рассказывал мало. Говорил что-то о финских снайперах на вершинах сосен, о том, как ловко финны кидали ножи. Остальное неотчетливо. А вот Великая Отечественная коснулась нас в полной мере…

Грянула война. Мой отец – Лапкин Яков Моисеевич – готовил эвакуацию своего завода на Урал. Он отправил всю большую семью бабушки (теток, их мужей и детей, дядю) в Свердловск (Екатеринбург), а вслед за ними и беременную жену, мою маму. Матушка разрешилась мною по дороге. Ну не в поезде, конечно. Когда начались роды, ее срочно высадили в Галиче Костромской области, где я и появился на свет божий в августе 1941-го. Потом мама со мной добирается до Свердловска. Еда ужасная. Едет в теплушке. Помыться негде. Я – весь в коросте. Вместо кроватки – деревянное корыто. Кругом мужики – военные, командированные с фронта. Солдаты, расположившиеся на всех уровнях – внизу, на вторых и третьих полках, – залезают за пазуху, выгребают вшей и бросают вниз. Мать плачет. Со второй полки голову свешивает раненый офицер: «Не плачь, мамаша, сын вырастет, богатырем станет». Как в воду глядел – мужик из меня вырос здоровенный.

Когда мама воссоединилась с бабушкой, быт как-то стал налаживаться. Хотя с едой, конечно, были проблемы. Вскоре на Урал переехал со своим заводом отец. Мама впервые показала меня отцу – худосочного недокормленного младенца. Но семейное счастье моих родителей продлилось недолго. Отец, всегда и во всем уступавший матери, в критические моменты жизни был очень решительным человеком. Будучи заместителем директора огромного завода, имевшего оборонное значение, отец имел бронь, но, имея бронь, имея солидный возраст – ему тогда было 38 лет, – он отправляется добровольцем на фронт. Рядовым. Матери сообщает об этом перед самым отъездом.

Что я сам могу вспомнить из того времени? Почти ничего. Темная лестница. Бревна, почему-то сложенные на лестничной площадке. Белый котенок играет среди них. Смотрит на меня. Моя будущая жизнь: и светлая, и беспокойная – всякая, смотрит на меня через его детские звериные глаза. Остались рассказы. Как мать стала курить. Махорку. Другого не было. Как скончалась бабушка. Как ждали редкие письма с фронта. Как слушали «Жди меня, и я вернусь», надеялись и тихо плакали. Как дети жадно хватали еду, когда в доме была еда. Быстро глотали и рычали, не в силах дождаться следующей ложки каши. Так жила вся страна. Сохранились выцветшие фотографии того времени. Осунувшаяся, не похожая на себя мать. Одни глаза, рано постаревшее, измученное лицо. И страшный, худой заморыш. Это я. Та же мука в глазах, что и у матери.