Array Коллектив авторов - Бессмертный полк. Истории и рассказы

15 нояб. 1941 г. ….Здесь сейчас люди лишаются всего в один миг, а часто и жизни. Настало опять беспокойствие и тяжелые дни и ночи тревог. К этому прибавляется и лишения. Хлеба мы получаем почти втрое меньше вас. Купить или сменять не возможно. …Наш дом пока цел, а написать сколько их разрушено уже нет возможности. День или два тому назад лишился своей комнаты Дм. Як. Сперанский. Имущество сохранилось, а жить в комнате уже нельзя – дом разрушен. Сам он и его жена остались живы…

Час тому назад сильно переживали, так как была тревога и бомба упала в угловой дом нашей и его улицы… Многие из сотрудников ин-та лишились своего жилища… Все мы здесь живем мыслью, что блокада Ленинграда будет недолгой и вражеское кольцо разорвется. Люди теперь закалились и у всех большая ненависть к врагу за его бесстыдные деяния…

У нас здесь полная зима. Снег. Были морозы, довольно сильные. Сейчас немного потеплело. Ночи ясные, небо звездное, вот враг и пользуется этим. Прошлую ночь пришлось спать не более 4-х ч., было тревожное дежурство в институте. Я забил наши окна фанерой – здесь все так делают. Оставил свободной форточку в одно звено. В комнате темно даже днем…

20 нояб. 1941 г. …Жизнь наша в Лен-де становится труднее с каждым днем… Дела с пищей ухудшаются. Мы уже все в той или иной степени это переживаем. Часто чувствуешь слабость, ходить по лестнице стало трудно. Стараешься меньше двигаться. Как хорошо было, если бы хватило сил пережить все это и вернуться к мирной жизни, которую только теперь оцениваешь полностью. Несмотря на все лишения мы не теряем надежды на победу. Если нужно будет пойти на то, чтобы преодолеть новые трудности, мы готовы. Весь вопрос лишь в силах.

1 дек. 1941 г… Я не уверен, что это письмо дойдет до тебя, хотя бы через долгое время. Но тем не менее пишу тебе его, чтобы ты, может быть, узнала относительно меня несколько больше, чем обычно и подготовилась к возможным случайностям. Ты меня знала как человека здорового, сильного. Теперь я далеко не тот. Дело в том, что за эти три с лишним месяца я сильно изменился. Я это чувствую сам, и многие мне говорят об этом. Мой организм, оказывается, имеет особенности. Ты знаешь, что я не чуждался самой простой пищи и имел хороший аппетит. Он и сейчас есть, но удовлетворить его нечем… Достать и купить что-либо для меня нет возможности, да и для большинства других тоже. Вот и представь, что может быть. Я сейчас только принял порошок от головной боли, а помнишь, я негодовал по поводу того, что ты принимаешь порошки, теперь я сам принужден делать это. Пишу это письмо, пользуясь некоторым прояснением сознания. Конечно, я не хочу пугать тебя тем, что я обязательно погибну, но все же в наше суровое время и в моем положении это возможно… Я очень огорчен, что так быстро стал сдавать… Помочь мне здесь некому, так как и все мои сослуживцы в таком же положении. Каждый борется за жизнь как умеет… У нас пошли разговоры об эвакуации. Я в этом вопросе не имею определенного решения. Что мне делать, если будет возможность выбраться отсюда. С одной стороны, хотелось бы этого, но с другой – мысль, о том, что все придется бросить, меня удерживает и заставляет колебаться. Впрочем это только слухи и разговоры, которые пока не имеют реального основания. Несмотря на трудности, ленинградцы держатся стойко. Вот недавно я стоял в очередях и ни от одного человека, я не услышал слов уныния или упадничества или пораженчества. Говорили о непорядках в торговле, о том и другом, но никто ни слова не промолвил о подчинении врагу. Ненависть к врагам – вот самое главное, что было ясно из разговоров. Как бы мы хотели быть снова со всеми вами без этой проклятой блокады! Ну, я написал все, что меня волновало. Ты знаешь теперь о моем состоянии и если что случится, то не расстраивайся, не огорчайся. Мы долго жили с тобой и хотя последние годы ты много огорчалась и была недовольна мной, но право напрасно я никогда и ни при каких обстоятельствах не покинул бы тебя. Тебе нечего было страшиться и волновать себя. Не говори ничего детям, для чего им знать все это. Пусть они представляют меня таким здоровым, как прежде, а не одиноким и слабым. Как сейчас. Возьми себя в руки, не плачь. Если мне будет лучше, я сейчас же напишу тебе об этом…

11 дек. 1941 г. Дорогая Зина!

Одновременно с этим письмом посылаю тебе 250 руб. Это уже шестая посылка. О судьбе предшествующих 5 посылок сведений не имею… Жизнь у нас сейчас тяжелая. Вы, там вряд ли можете её представить. Самый главный недостаток в плохом питании. …многие из нас ослабели, и я последнее время чувствую себя неважно. Сердце стало плохо работать. Пока сидишь дома или лежишь – ничего, а когда приходится ходить, то это совсем трудно. Но все же регулярно хожу на работу, хотя она совсем надоела и плохо клеится. Испытываю и другие недостатки в связи с зимним временем. Холод и отсутствие света. Твоя лампа мне очень пригодилась, сейчас пишу при её свете. Страдает и трамвайное движение. От холода страдаю меньше, чем другие. У меня все же есть дрова. Но зябну на улице, так как зима довольно суровая. Сильно тяготит полное одиночество, вечера такие длинные, длинные. Спать ложусь рано, но и просыпаюсь тоже рано. А дни у нас ты знаешь, наступили самые короткие. Ждем с нетерпением, когда день будет прибавляться. Тревоги сейчас стали реже, удается поспать ночь спокойно. Знаешь, зима делает свое дело с проклятым врагом. Последние успехи нашей армии поднимают наш дух и наши надежды на скорое установление связи с вами, но когда она установится, не знаем. Многие стремятся уехать или уйти, но я не могу этого сделать. Наше учреждение не эвакуируется, кроме того, все время нуждаюсь в деньгах, без которых не может быть и речи о длинном зимнем пути. Таким образом, я должен перенести все, что предназначено нашему городу. Выдержу ли это, не знаю… Будьте здоровы и бодры. Крепко всех целую.