Лада Фомина: Анна Керн. Муза А.С. Пушкина

С конкурентами Пол торачиха, как ее называли, была сурова, а с крепостными подчас и вовсе жестока. Молва про ее тиранства даже достигла императорского дворца. В Петербурге прошел слух, что Александр I после вступления на престол отдал приказ публично выпороть ее на Лобном месте. Но это был всего лишь слух. И когда Агафоклея, сидя у окна своего дома близ Сенной площади, увидев бегущую толпу, спросила: «Куда, православные, бежите?» – и услышала в ответ: «На площадь, смотреть, как Полторачиху будут сечь», то расхохоталась и закричала: «Бегите, бегите скорей!»

Она была еще нестарой женщиной, когда с ней случилось несчастье: во время поездки в Москву ее возок перевернулся и придавил сидевшую в нем Агафоклею. Она оказалась буквально изувечена, по свидетельству очевидца, «все кости ее были поломаны на куски и болтались, как орехи в мешке». С тех пор до конца жизни Полторачиха с трудом могла двигать руками и ногами. Каждую осень после уборки урожая она ложилась в постель и не вставала до самой весны. Но и в таком состоянии она продолжала властно распоряжаться, управлять своими имениями и заводами и держать в ежовых рукавицах всю семью.

«Она была красавица, и хотя не умела ни читать, ни писать, но была так умна и распорядительна, что, владея 4000 душ, многими заводами, фабриками и откупами, вела все хозяйственные дела сама без управляющего через старост», – пишет Анна Петровна в своих «Воспоминаниях о детстве». «Она была очень строга и часто даже жестока. Жила она в Тверской губернии, в селе Грузинах, в великолепном замке, построенном Растрелли. ‹…› Она всякую зиму лежала в постели и из подушек ее управляла всеми огромными делами, все же лето она была в поле и присматривала за работами. Она из алькова своей прекрасной спальни, с молельною, обитою зеленым сукном, перенесла свое ложе в большую гостиную, отделанную под розовый мрамор, и в этой ее резиденции я впервые увидела ее. Она меня чрезвычайно полюбила, угощала из своей бонбоньерки конфектами и беспрестанно заставляла меня болтать, что ее очень занимало. В этой комнате были две картины: Спаситель во весь рост и Екатерина II. Про первого она говорила, что он ей друг и винокур; а вторую так любила, что купила после ее смерти все рубахи и других уже не носила. ‹…›

С батюшкой она была очень холодна, с матерью моею ласкова, а со мною нежна до того, что беспрестанно давала мне горстями скомканные ассигнации.

Я этими подарками несколько возмущалась и все относила маменьке. Мне стыдно было принимать деньги, как будто я была нищая. Раз она спросила у меня, что я хочу: куклу или деревню? Из гордости я попросила куклу и отказалась от деревни.

Она, разумеется, дала бы мне деревню; но едва ли бы эта деревня осталась у меня, ее точно так же бы взяли у меня, как и все, что я когда-нибудь имела. ‹…› Такова была моя бабушка со стороны отца. Про мужа ее Марка Федоровича Полторацкого мало было слышно. Знаю, что ‹…› отец его, Федор Полторацкий, вследствие указов Петра I, требовавших, чтобы дворяне служили в военной службе, укрылся под сень духовного звания и был священником в Соснице; что упомянутый Марк Федорович учился в Киевской бурсе, пел там на клиросе в церкви, был взят оттуда Разумовским, восхитившимся его голосом, поступил в придворную капеллу, сделался придворным императрицы Елизаветы Петровны и, пользуясь ее милостями, доставил состояние своим братьям… Энергическая личность бабушки стушевывала его личность».

При всем при этом Полторацкая была глубоко религиозным человеком, строила храмы и жертвовала большие суммы на церковные нужды. Почувствовав приближение смерти, она вызвала к себе всех соседских помещиков и приказала созвать крестьян во двор своего дома, после чего громко покаялась перед всеми и воззвала: «Православные, простите меня грешную!» На что последовал единогласный ответ: «Бог простит!»

Анна Петровна называет свою бабушку по отцу «замечательной женщиной», но явно не в современном толковании этого слова (синонима слова «превосходный»), а в устаревшем значении – необыкновенная, особенная, которую нельзя не заметить.

Справедливости ради следует отметить, что в своем описании деда и его семьи Анна Петровна слегка грешит против истины. К привилегированному сословию ее прадед не принадлежал, он был простым украинским казаком. Потомственное дворянство получил только его сын, то есть дед Анны, Марк Федорович (1729–1795). Ему также было пожаловано звание полковника – но не за боевые доблести, а за заслуги в области культуры. Отличный певец, обладатель прекрасного баритона, Марк Полторацкий первым из славян был зачислен в итальянскую оперную труппу, руководил Придворной певческой капеллой, постоянно ездил по стране отбирать лучшие голоса. В память о его заслугах центральное место на фамильном гербе Полторацких занимает арфа.