Евгения Строганова - Неизвестный М.Е. Салтыков (Н. Щедрин). Воспоминания, письма, стихи

Детские годы оставили многообразные впечатления в душе Салтыкова – не только картины несправедливости и страданий, но «радужные воспоминания» и «сладкие слезы». Вспоминались ему и сельский дом, «и тополи в саду, и церковь на небольшом пригорке, и фруктовый сад…» В одном из поздних своих писем он признавался: «Ежели я что-нибудь вынес из жизни, то все-таки оттуда, из десятилетнего деревенского детства».

Михаилу Салтыкову было всего десять лет, когда он покинул родительский дом: в 1836 году он поступил «полным пансионером» (на полное казенное обеспечение) в третий класс Московского Дворянского института, откуда через два года «за отличие в науках» был переведен в Царскосельский (впоследствии Александровский) лицей. Позднее, говоря о «тяжелых годах», проведенных в этих привилегированных учебных заведениях, Салтыков с горечью вспомнит свое положение небогатого и незнатного «казеннокоштного» воспитанника, у которого «не было ни собственного мундира, ни собственной шинели», который умывался «казенным мылом» и ел «казенную говядину». Он сатирически изобразит и некоторых своих наставников, например лицейского профессора русского языка и словесности П. Е. Георгиевского, которого воспитанники прозвали Пепой. Этот педагог был автором двух хрестоматий для чтения – большой и малой, издевательски прозванных теми, для кого они предназначались, «большим» и «малым Пепиным свинством». Но бездарному педагогу не удалось отвратить подростка от любви к литературе.

В лицее жива была память о Пушкине, существовал даже культ его, поэтому на каждом курсе выбирался свой «продолжатель Пушкина» из числа тех, кто отличался особыми литературными способностями. Таким «продолжателем» считался и Салтыков, который «уже в 1-м классе почувствовал решительное влечение к литературе». Преследуемый гувернерами и учителем, он не переставал писать стихи и даже печатал их в журналах. В первом своем опубликованном стихотворении «Лира» (1841) он в возвышенных тонах изображал передачу поэтической эстафеты от Державина к Пушкину, как будто разворачивая известную пушкинскую формулу «Старик Державин нас заметил / И, в гроб сходя, благословил». Юный Салтыков с пафосом говорит об этом:

Поэтизм «бряцать на лире» сатирик Салтыков впоследствии будет использовать как обозначение литературной деятельности, не имеющей серьезного гражданского значения, но в начале своего литературного поприща он не ощущал его претенциозности. По выходе из лицея Салтыков, как он сам это подчеркивал, не написал «ни одного стиха».

Ко времени окончания лицея Салтыков вполне серьезно задумывается о литературной карьере, но как казеннокоштный воспитанник он был обязан пробыть шесть лет на государственной службе. В августе 1844 года в чине десятого класса он поступает на службу в Канцелярию военного министерства (которое в сатирических произведениях писателя фигурирует под именем «департамента Побед и Одолений»), где два года служит сверхштатным чиновником, не получая жалованья; к 1847 году он дослужился до титулярного советника, то есть самого низшего 14-го чина в иерархической табели о рангах. Истинные его интересы по-прежнему были связаны с литературой.

Не осознанные в детстве демократические настроения Салтыкова получили своеобразную поддержку в юношеские годы. Ему оказались близки идеи социальной справедливости, высказанные в журналах и книгах, о которых он узнавал, общаясь с другими молодыми людьми, ненавидевшими рабство и унижение человеческого достоинства. Позже он назовет имена своих идейных наставников, прежде всего – Виссариона Григорьевича Белинского, статьями которого зачитывался еще в лицее.

В кругу близких по духу и убеждениям молодых людей, посещавших «пятницы» бывшего лицеиста Михаила Васильевича Буташевича-Петрашевского, в общении с Валерианом Николаевичем Майковым и Владимиром Алексеевичем Милютиным, Салтыков приобщается к новейшим экономическим теориям и социальным учениям, в частности к идеям утопического социализма Сен-Симона, Кабе, Фурье. На молодого Салтыкова, как и на многих его современников, огромное воздействие оказали романы Жорж Санд, в которых в образной форме ярко выражались идеи утопического социализма. Об этом увлечении французской литературой Салтыков позднее писал: «Оттуда лилась на нас вера в человечество, оттуда воссияла нам уверенность, что „золотой век“ находится не позади, а впереди нас…» Салтыков принимал не столько конкретную программу, сколько общий пафос социально-утопических теорий. Система Фурье, например, не устраивала его жесткой регламентированностью и попыткой в мелочах расчислить будущую жизнь. Об этой фурьеристской категоричности в предписаниях будущего он в начале 1860-х годов скажет в отзыве на роман Н. Г. Чернышевского «Что делать?», где отметит «некоторую произвольную регламентацию подробностей ‹…› для предугадания и изображения которых действительность не представляет еще достаточных оснований». Впоследствии он еще более определенно писал о том, что невозможно предсказать формы будущего общественного устройства, которые могут выработаться только в процессе самой жизни.