Николай Долгополов: Легендарные разведчики-3

А через день приходит телеграмма от Стырны. Смысл такой. У посла Эстонии в России Бирка был родственник, кажется, племянник – тоже Бирк, работавший в Москве в посольстве. Мы его завербовали. Он уехал за границу, но продолжал работать на нас. Стырна как раз выехал на встречу с ним и узнал от того, что Опперпут занял у посла Эстонии 20 тысяч рублей».

Перед бегством Опперпут написал жене записку: «Я ухожу. Ты еще узнаешь, какого я размера авантюрист». Украл у нее, бедной, единственную ценность – какое-то жалкое колечко. И эта расписка попала к нам. А судьба его жены неизвестна. Я ее искал и не нашел. Столько страшных событий и перемен: чистки, 1941 год, война, было уже не до этого. У меня есть фотокарточка их маленькой дочки – что с ней стало, тоже неизвестно. Думаю, они где-то остались, прижились.

Вспоминаю об Опперпуте с омерзением. С момента передачи известных ему данных о «Тресте» операция провалилась. У меня и заявление его, в западных газетах напечатанное, сохранилось. Послушайте: «Организация “Трест” является характерной легендой так называемой мнимой антисоветской организации, созданной контрразведывательным отделом ОГПУ. Создана в январе 1922 года сотрудником Кияковским, возглавлялась помощником начальника контрразведывательного отдела Владимиром Андреевичем Стырной под фамилией Василий Владимирович Козлов. Фамилия Кияковского – Стецкевич. Секретным сотрудником КРО являлся Лонговой, выполнял роль под фамилией Денисова. Лонговой вел группу так называемых евразийцев».

Поясню о евразийцах. Их группа якобы действовала в составе «Треста». В некотором смысле представляла собой левое течение, которое признавало даже возможное использование советского аппарата в монархических интересах. После этого первого короткого сообщения Опперпут составил подробнейший доклад.

Вот так после семи лет «Трест» лопнул. Дзержинского уже не было – умер. И поставленный ему на смену Менжинский, и Артузов переживали: что скажет Сталин? Он об операции, конечно, знал. Читал перехваченные письма, изучал документы. Мог в своем стиле и пригвоздить: «Лопухи! Мы создали “Трест”, мы дурим голову Кутепову… А ваш сбежавший на Запад агент – провокатор и сволочь».

Доложили Сталину о провале. Боялись, а он вдруг: «Ну и хорошо. Хватит. Так вы раздули операцию, что за границей идут слухи – еще две недели и советская власть держится на нитке, прямо сейчас рухнет». И тут он был прав. За эти годы так все расползлось, покатились по миру такие слухи, что капиталисты отказывались заключать с советским правительством договора. Скоро большевикам – конец.

Ягода с давних пор третировал Артузова по ряду причин. Рассказывать об этом слишком сложно. Сразу же после «Треста» Артур Христианович получил «на вид» – единственное партийное взыскание за всю жизнь с формулировкой «упустил врага народа, который убежал». Не самое большое партийное взыскание: было же столько заслуг.

Допустил ошибку – и наказание по службе: Ягода освободил его от должности начальника контрразведки и сделал помощником начальника секретно-оперативного управления. Это – явное понижение.

Артузов моей семье, мне – человек дорогой, мы состояли пусть и в дальних, но родственных отношениях. И в ЧК меня, мальчишку, пригласил он. Мой самый большой оклад – 150 рублей, а сапоги генеральские стоили 40. И еще мы паек получали. Но не сказал бы, что мы, чекисты, жили лучше, чем строевые командиры. Что важно, так это паек. И чтобы вы поняли, есть тут одна история.

Артур Христианович Артузов, будучи особо уполномоченным Особого отдела, в 1919 году у нас бывал. И уговорил мою маму пойти заведующей столовой Особого отдела. Убеждал: «Антонина Эдуардовна, соглашайтесь. Повар наш – по-моему, жулик. Жиры каким-то образом вытаскивает, нам они не попадают. Он нас объедает». Вот так – повар объедал чекистов. И Артузов просил маму: «Мы знаем вас как честного человека. Хотим, чтобы вы навели порядок, чтобы бригада поваров знала, что вы не воруете». И мама согласилась: «Пойду. Но с одним условием. Получаю два честных пайка каждый день. Уношу и семью кормлю». Артузов обрадовался: «Согласен». И доложил Генриху Ягоде, который тогда был управляющим делами и всем хозяйством ведал. Мама проработала там некоторое время. И я носил оттуда ее сумки. Приходил в назначенное время и домой с двумя бидончиками с супом и с кашей.

Когда мама возвращалась домой, жаловалась: «Повар точил длинный нож и смотрел на меня так… Боюсь, зарежет». Повара потом убрали.