Лев Данилкин - Пассажир с детьми. Юрий Гагарин до и после 27 марта 1968 года

Старшего сына Анна Тимофеевна родила в 1925 году. Через пару лет у Валентина появилась сестра Зоя, затем – в ночь с 8 на 9 марта 1934-го, в Гжатском роддоме – средний брат Юрий и еще через два года – младший брат Борис.

По мемуарам Валентина Гагарина (в чьих интонациях и ритмических рисунках виден заядлый читатель Библии: “И отец мой тогда пошел молоть, и молол всегда, когда был ветер, и одновременно он работал в колхозе” [17]) иногда ясно, что его отец вступил в колхоз не сразу, а по принуждению, после визита председателя сельсовета: “Не хочешь быть раскулаченным – вступай, иначе могут сослать неизвестно куда”. После этих разговоров отец вступил, наконец, в колхоз: отдал лошадь со всем сельхозинвентарем, корову по имени Малявка – было очень жалко! Скотных дворов тогда общих не было, потому скот (коровы) по-прежнему приходил к своим хозяевам во двор, но все равно скот считался колхозным [17]. Колхоз назывался сначала “Ударник”, а затем – имени “Сушкина, военного комиссара, убитого в этих местах кулачьем” [32]. Алексей Иванович работал там то мельником, то кладовщиком. Анна Тимофеевна – “и дояркой, и свинаркой, и телятницей, и в полеводстве” [32]. Валентин фиксирует название ее должности: “завскотофермой” [17]. Свинарник/свиноферма была аккурат за домом Гагариных. Юрий – как и его братья и сестры – пас свиней и телят.

Наличие нескольких маленьких детей не являлось основанием для освобождения от работы в колхозе, поэтому Гагарины вынуждены были оставлять младенца Юрия под присмотром сначала няни (“старушка была настолько древняя, что засыпала на ходу” [37], и “однажды уронила трехмесячного Юру с колен, а в декабре, когда мать отняла его от груди, напоила ревущего младенца водичкой со льдом” [21]), а затем семилетней сестры, которая таскала перенесшего после старушечьего лечения воспаление легких брата “на кормление маме в колхоз”. Не без иронии Зоя Алексеевна сообщает, что ее брат “в детстве толстенный был, и почему-то мне удобнее было тащить его ногами кверху. Готовила его уже тогда к космосу” [37].

Мнения об экономическом статусе Гагариных до войны расходятся – одни мемуаристы приводят детали, свидетельствующие скорее о прозябании на грани бедности и нищеты, другой исследователь утверждает, что они “по всем статьям относились к людям зажиточным, жили в достатке” [7]. Валентин Алексеевич описывает имущество Гагариных в 1930-е еще подробнее: “Хозяйство у нас на тот момент [рождения Юрия, 1934 год] было такое: корова, теленок-двухгодка (нетель), но лошади своей уже не было. Водили кур, гусей, овец. К приходу немцев в село у нас было 12 овец с молоднячком и 28 гусей с молодняком. Были и свиньи. <���…> Вскоре колхоз «Ударник» был слит с другим колхозом – «Вторая четверть»” [17].

Если исторический контекст можно реконструировать достаточно рельефно, то описания самого Гагарина – Гагарина-ребенка – встречаются редко. “У зеркала стоит долго, засмотрелся на себя. Мне с койки отлично видно его отражение: смешной большелобый мальчик со стриженной «под Котовского» головой – вчера отец руку приложил к отросшим за лето патлам” [1], – набрасывает портрет старший брат.

Что касается довоенных лет гагаринского детства, то посторонних свидетелей не обнаружилось, а сами Гагарины в своих книгах не сумели выстроить живую – как в гайдаровских повестях – картину детства Юрия. Соответствующая иконография тоже практически отсутствует; вообще, почему-то советская пропаганда не сочла нужным разыграть тему “маленького Гагарина” и позаботиться о составлении сборника нравоучительных историй о детстве космонавта с расчетом задать эталон поведения для юных граждан. Даже юрий-нагибинские лубочные “Рассказы о Гагарине” начинаются с 1941 года; семь лет – как отрезало; подобным образом советские биографы ампутировали последнюю семилетку гагаринской жизни – якобы все самое важное произошло с ним до 1962-го, а все, что дальше – не так уж и интересно.

Начиная с лета 1941-го, однако ж, кривая, отражающая количество свидетельств, начинает ползти вверх.

Клушино никогда не было тихой гаванью – и во Вторую мировую тоже своей судьбе не изменило.

О том, как именно Гагарины провели эти годы, можно судить уже хотя бы по тому, что Клушино находится примерно в центре страшной трапеции, образуемой Вязьмой, Ржевом, Волоколамском и Наро-Фоминском – местами, где в 1941–1942 годах, в “котлах” и “мясорубках”, было убито несколько миллионов человек.