Николай Карташов - Маресьев

Дальше разговор пошел на более высоких тонах. Нервы у Алексея не выдержали. Он быстро достал из нагрудного кармана пиджака красную книжицу и с жестким прихлопом, как костяшкой в игре домино, положил ее на стол. После этого молча и быстро вышел из кабинета. Внутри у него все горело, словно в жаркой печи.

Мать сразу уловила в поведении сына перемены, когда он непривычно рано вернулся домой.

– Ленька, ты вроде говорил, что сегодня у вас комсомольское собрание. Отменили? – спросила Екатерина Никитична.

– У меня нет комсомольского билета, мама.

– Где же он? Потерял, что ли?

– Нет, мама, не потерял, я сам его отдал.

– Как так – отдал?

– Заставили в райкоме комсомола. Сказали, что я должен ехать на Дальний Восток на стройку города. Я им ответил, что собрался поступать в Московский авиационный институт. Но меня никто слушать не хотел. У них разговор короткий: не поедешь, говорят, тогда клади комсомольский билет на стол. Я и положил.

– Не дело это, Ленька, не дело, – расстроилась Екатерина Никитична. – Иди в райком, бери свои слова обратно и признай свою ошибку…

– Да, мама, погорячился я, – согласился он.

Пристыженный матерью Алексей пошел в райком, повинился. Спустя годы Маресьев вспоминал о своем опрометчивом поступке: «Разгорячился я тогда, крепко разозлился. А у них разговор короткий: “Не поедешь? Клади на стол комсомольский билет”. Ну, я и выложил. Мать у меня идейная была – плакала, когда узнала, причитала. Но все, к счастью, обошлось. И неизвестно, как бы сложилась моя жизнь, не отправься я все-таки на Дальний Восток… Когда перед отъездом на Дальний Восток я проходил медкомиссию, ко мне подошла участковый врач Михайлова и так по-матерински сказала: “Алеша, ты, конечно, можешь не ехать. Но знай: если ты одной ногой ступишь на ту землю, все твои болезни пройдут – и малярия, и ревматизм”. Я и подумал, что раз смогу выздороветь, то и летчиком стану…» И далее: «И вот на руках у меня путевка. Мама собирает в дорогу, плачет: она переживает, что буду работать далеко-далеко от нее, в Хабаровском крае, среди чужих людей. Она беспокоится о моем здоровье, но я еду. Вместе со своими друзьями-комсомольцами из родного Камышина – еду жить и работать в город, которого пока еще нет на карте».

Вскоре колеса поезда уже мерно отстукивали по накатанным рельсам марши долгих дорог. В такт колесам слегка вздрагивали вагоны. В числе многих сотен комсомольцев-добровольцев Маресьев ехал строить город на далеком Амуре. Путь предстоял далекий, многосуточный, практически через всю страну. Сначала до Хабаровска, а оттуда – до места назначения по реке.

Решение о возведении в тамошнем краю города военно-промышленного назначения было принято руководством страны в целях защиты дальневосточных рубежей Советского Союза от внешних врагов. Это место, в районе села Пермское, выбрали исходя из географического положения, поскольку Владивосток, Хабаровск, Николаевск-на-Амуре и Благовещенск либо располагались недалеко от государственной границы, либо были уязвимы для нападения со стороны морской акватории. Новый город должен был стать оборонным центром Дальнего Востока и поставлять Родине военные самолеты и подводные лодки.

В паровозной дымке растаяли тихий и милый его сердцу Камышин, пропахший запахами сосен и древесного спирта лесопильный завод, огромная серебристо-синяя скатерть Волги. Поезд, протяжно покрикивая на небольших полустанках, все дальше и дальше увозил Алексея от родных мест. Навстречу бежали широкие степи, стройные шеренги лесов, серые громады гор и округлые сопки…

После двадцати с лишним суток пути эшелон, в котором ехал Маресьев с новыми товарищами, благополучно прибыл в Хабаровск. В столице дальневосточного края добровольцам дали два дня отдыха, отвели в баню. И снова в дорогу, теперь уже по реке. Впереди нашего героя ждала романтика неизведанного…

Пароход под названием «Клара Цеткин», щедро выплеснув своими пузатыми бортами крутые свинцовые волны на берег, пришвартовался к большому дощатому пирсу. Тут же с судна по трапу длинной змейкой начали сходить пассажиры с котомками, узлами, деревянными чемоданами. Берег, заставленный множеством больших и маленьких ящиков, поддонами с кирпичом, цементом, штабелями бревен и бочек, заполнили парни и девушки в фуфайках, куртках, шинелях… Людское половодье забурлило, взволновалось.