В своих последних работах ученый поставил задачу создать «физиологию активности», которая изучала бы активное моделирование – «вычерпывание» информации мозгом. Самого Бернштейна интересовала новая наука – семиотика, о которой он беседовал с Вячеславом Всеволодовичем Ивановым [16] Вяч. В. Иванов (личное сообщение).
. В этих работах он связал свою теорию построения движений с пробематикой управления и регуляции, которая стала общей для физиологии и кибернетики. Гомеостазу, или равновесию организма, ученый противопоставляет активность, целеустремленность, преодоление среды. В обстановке, когда жизнь основана не на личной инициативе и активности, а на конформизме – «реактивности» по отношению к власти, идеи «физиологии активности» приобрели политическое звучание. Бернштейн не был диссидентом, но и конформистом он не был никогда. В сложное время – его сознательная жизнь прошла между Первой мировой войной и 1960-ми годами, в эпоху, когда интеллигенция поочередно переживала экзальтацию, панику, страх, – он сумел сохранить внутреннюю свободу и спокойствие мышления. Его тексты не замутнены ни единым реверансом в сторону власти. Не случайно с концом сталинизма и началом «оттепели» ученый сделался почти героической фигурой – по утверждению некоторых, чуть ли не объектом «культа» [17] Boyls C. C., Greene P. H. Introduction // Human Motor Action: Bernstein Reassessed / H. T. A. Whiting (ed.). Amsterdam etc.: North-Holland, 1984. Р. 3.
.
За год до смерти он поставил себе безнадежный диагноз, созвал учеников, раздал им темы для работы и лихорадочно готовил свои последние книги – на русском и английском языках. В 1966 г. вышли «Очерки по физиологии движений и физиологии активности», а год спустя – книга «The Coordination and Regulation of Movements», с которой началось триумфальное шествие его теорий по миру. Как только работы Бернштейна были переведены и опубликованы на Западе, ученые смогли оценить эвристический потенциал его теорий.
Николай Александрович был исключительно разносторонним человеком – энциклопедически образованным, универсальным. Его коллега и друг Соломон Григорьевич Геллерштейн (1896–1967) говорил, что «в жизни своей не встречал столь многообразно одаренного человека»:
«Он был превосходным знатоком физики, математики, техники. Он был хорошим конструктором, музыкантом, музыковедом, художником, и когда вы к нему присматривались, вы все больше и больше распознавали его. Я уже не говорю об удивительном даре слова и речи. Каждое его выступление – это не только по оригинальности стиля что-то выдающееся, выходящее за рамки широкой нормы, но и по глубине мысли, по необыкновенному сцеплению ассоциаций, которое позволяло ему синтезировать идеи, относящиеся к разным сферам знания. В этом была печать гениальности» [18] Цит. по: Девишвили В. М. С. Г. Геллерштейн о Н. А. Бернштейне (о дружбе, сотрудничестве и научном творчестве). URL: http://lib.sportedu.ru/press/sp/2009n3/p15-17.htm (дата обращения: 15.12.2016).
.
Хорошо знавший Бернштейна Лев Лазаревич Шик (1911–1996) признавался: ему казалось, что «он существо из какого-то иного измерения <���…> что он человек иного класса мышления, что если существуют какие-то общепринятые представления о той комбинации врожденных свойств и тонкости интеллекта, образованности и целеустремленности и прочих свойств, отмечающих гения, – все это есть у него» [19] Демидов В. Е. Формулы о человеке. URL: http://n-t.ru/tp/in/fc.htm (дата обращения: 12.04.2017).
. Бернштейн мог долго думать над статьей, а потом сесть и сразу написать ее набело своим каллиграфическим бисерным почерком без единой помарки. И так же он читал лекции – без конспектов, но как будто диктовал, словно текст был у него перед глазами. О широте его знаний и компетенций ходили легенды. Врач-реабилитолог Владимир Львович Найдин (1933–2010) вспоминал, как после кончины Бернштейна дома у него собрались коллеги-друзья, люди самых разных профессий – физиологи и математики, врачи и лингвисты. «Помянув его светлый образ, стали уверять друг друга, что именно для каждой из наших профессий Николай Александрович сделал больше всего» [20] Найдин В. Чудо, которое всегда с тобой // Диагноз. Записки врача. М.: Эксмо, 2010. С. 172.
.
А еще – и не в последнюю очередь – Николай Александрович был психомоторно одаренным человеком [21] См.: Девишвили В. М. С. Г. Геллерштейн о Н.А. Бернштейне (о дружбе, сотрудничестве и научном творчестве) // Спортивный психолог. 2009. № 3 (18).
. Психомоторикой называлась способность решать задачи двигательные, практические, учиться не только умом, но и всем телом – когда оно само находит верные движения [22] Озерецкий Н. И. Моторная одаренность. М., 1924. С. 8.
. Пользуясь термином, который активно использовал сам Бернштейн, можно сказать, что ученый обладал многими степенями свободы. Писал стихи и сочинял музыку: импровизировал за роялем трудные для исполнения, скрябинского толка вещи, и тогда мать говорила, что сыночек опять в миноре. Прекрасно рисовал, чертил, моделировал. Как-то сделал рисунок черепа, по которому жена его брата, Татьяна Сергеевна Попова, вышила подушку: белый череп на черном бархатном фоне. Я эту подушку видела – в той старой московской квартире в Большом Левшинском переулке, где прожил почти всю свою жизнь Николай Александрович Бернштейн.
Читать дальше