Миранда Зомберг - Быть Мирандой. Как я стала собой, изменив пол

Вообще я чувствовала себя среди них маленькой женщиной. Мне даже казалось, что я знаю лучше и больше, чем они. Помню, как представляла себя молодой девушкой, одетой во все белое: на мне брюки клеш, водолазка, шубка, остроносые сапоги на шпильке, у меня аккуратно уложенные кончиками вовнутрь каштановые волосы чуть ниже плеч, я еду на белом джипе и почему-то приезжаю в свой детский сад, но все мои одногруппники – еще дети, а я уже взрослая.

Уже тогда у меня начало формироваться отношение к мужчинам. Для меня это были странные субъекты, которые появляются из ниоткуда, а потом исчезают в никуда. Справедливости ради надо сказать, что иногда они оказывались рыцарями-спасителями. Например, однажды зимой мы заглохли с мамой на дороге, но приехал приятель Инги и довез нас на своем Land Cruiser. По дороге он пытался флиртовать с мамой, но она очень сдержанно и спокойно ответила, оборачиваясь на меня с переднего сиденья, что замужем и у нее есть ребенок. Он с пониманием снял с зеркала заднего вида брелок в виде боксерских перчаток и подарил его мне. Милый жест. Хотя бокс меня не очаровывал, но вот теплота со стороны мужчины…

Я не очень помню прямое участие отца в моей жизни. Ну был поход в зоопарк, был подарок в виде светящейся палочки. Еще он напугал меня, натянув на себя уродливую резиновую маску, наорал на меня за мой испуганный плач и сказал матери: «Заткни этого ублюдка». Друг отца, присутствовавший при этой сцене, встал на мою сторону и сумел меня тогда успокоить. О своем отце плохого я помню больше, поэтому я переполнена обидой. И чуть ли не в каждом мужчине я вижу его и поступаю всегда так, чтобы показать свое превосходство: «Я могу без тебя. Я ненавижу тебя. Смотри, что ты безвозвратно потерял».

Мой отец страшно избивал мать. Мы с семьей переехали от бабы Кати в отдельную квартиру в 1999 году, и с тех пор отец слетел с катушек. Стало больше наркотиков, больше неадекватных состояний, сплошные скандалы и животные оры.

У наркоманов абсолютно нечеловеческое поведение: они зависают, как роботы, их взгляд ужасен. За несколько лет, проведенных с наркоманом в одном доме, я научилась моментально определять торчка. «Глаза как у бешеного таракана» – так мы женской половиной семьи называли дикий взгляд кайфариков с бегающими зрачками.

Я так ненавидела отца, что была настроена его убить. Как-то мы были дома втроем, смотрели телевизор, и вдруг он попросил принести ему сок. Я вызвалась это сделать. Пошла на кухню, налила сок и туда же плеснула водки. По моему детскому предположению, эта штука должна была сжечь его изнутри. Я поднесла стакан, предвкушая страдания этого чудовища. Он сделал глоток и с ожесточением посмотрел на меня: «Там что, водка? Олеся, на, попробуй!» Она все поняла, отпила из стакана и сказала, что ничего не чувствует. Господи.

Я не оставляла попыток избавиться от него и позже, когда он обменял наш черный Chaser на полтора килограмма «белого». Я подошла к пакету, стоявшему на стиральной машине, и натерла туда мыло. Мама увидела и быстро все убрала, попросив меня больше никогда так не делать.

Баба Катя пыталась спасти сына, не дать ему уничтожить себя. Она не хотела, чтобы с ним случилось то же, что с ее племянником. Тому было восемнадцать лет, когда его сажали в деревне на цепь, чтобы не сбежал. Но однажды, когда вся семья была дома, он зашел в туалет, укололся и умер там же от передозировки. Об этом невозможно писать без слез, это раздирает сердце. Мне жаль не этих ребят, а их матерей. Но, думаю, своей безотказной любовью эти женщины убили своих детей.

Баба Катя была цыганкой. Она прожила очень непростую жизнь, и у нее сложный характер. Но бабушка оказала на меня огромное влияние, надо сказать, позитивное. Правда, ей удалось навязать мне глубокое чувство вины, но, поверьте, в моем случае это наименьшее из зол. У нее часто бывали сильные приступы головной боли. Помню, как однажды мы пришли к ней с мамой, а она от боли била руками по оконному стеклу и кричала. Мама стояла и плакала.

Моя Катя родилась с больными ножками и первые два года жизни провела в больнице. Врачи предлагали ее родителям отказаться от нее, но они ее не оставили. Впоследствии она безгранично любила своего отца, Иннокентия, а вот мать, бабушку Женю, недолюбливала. С первого класса Катя со своей младшей сестрой Таней вместо уроков «ходили по карманам», после чего их мать с удовлетворением вытряхивала из их школьных портфелей деньги и кошельки. Обе они окончили только восемь классов школы и рано повзрослели.