Крестили 19, в Николин день, в Колпне. Воспреемник Егор Михайлович Киреев (1909-1988), крестная мать – Катюха (Екатерина) Киреева, жена другого двоюродного брата моего отца – Петра Григорьевича Киреева. С болью душевной вспоминаю свою страдалицу-мать: как трудно ей было в малознакомой ещё семье, при требовательной свекрови (рис. 1). Хата в одну комнату и чуланчик, четыре мужика (два из них деверья-юноши), две девочки – сестры мужа, маленькие еще. Восьмеро одномоментно садились за стол. Ели из одной большой чашки. Черпали строго по очереди: по старшинству. Нарушить правила – ни в коем случае! Каждый кусок провожался внимательным взглядом.
1927
Под Рождество родители переехали жить на Хутор-Лимовое, к деду Антону. Они с мачехой остались одинокими. Сами приглашали к себе молодых, переманивали. Но и там оказалось не сладко: гонимым теперь стал мой отец. Танюха-теща – не родная мать. Зятя невзлюбила. Стало понятно: и отсюда придется уезжать. Куда? Похоже, тогда наш отец и решился на раздел имущества со своим родительским семейством. Раздельная запись у меня сохранилась. Датирована 21-м февраля 1927 года. Там и я упомянут аз грешный, в качестве одного из претендентов на долю в наследстве. Отцу нашему с семьей достались: старый овин (из него потом был сооружен амбар на новой усадьбе). Он стоит теперь без крыши. Шкаф, зеркало, кровать, ржи 27 пудов, овса 10 пудов и на 35 рублей – обязательство отработать. Оговорена и доля в общественном землепользовании – в 1/6 того, что приходилось всему семейству на их крестьянский двор. Лошадь двухлетка, дрожки под упряжь. Упомянутый шкаф, застекленный, хранился и переделывался до 2000 года: считали ценностью. Его некогда изготовил по заказу лучший деревенский столяр Никита Логвеич Панов, уехавший потом навсегда по переселению в Сибирь.
Первый проблеск памяти: привезли меня из Хутор-Лимового на побывку к Черновым, к деду Дмитрию, по патриархальной привычке, чтобы отучить ребенка от материнской груди. Родители пока оставались на Хутор-Лимовом. Бабка Павлиха (Чернова) давала младенцу соску из пережеванного черного хлеба, который сдабривали сахарным песком. Засовывали ее малышу в рот. Годовалому ребенку предлагалось и свиное соленое сало, тонкими лепестками. Роди-тельский сахар хранился в мешочке на полке. Повзрослевшие дяди и тетки в шутку именовали этот запас "казной". То есть, привезли меня как бы со своими харчами . Алексей, брат, как-то при случае заметил, что дед и бабка Черновы тогда проявили исключительную скаредность в отношении молодой семьи. Впрочем, не нам их судить: они были обязаны подумать о четырех других своих малых еще детях.
1928
Всю весну и до конца лета продолжали строиться на новой усадьбе, в 2-х верстах от Удеревки. Поселок предназначался для молодых семей крестьян-отделенцев. Он располагался на упраздненной барской усадьбе В.А.Каширениновой. Наш отец соорудил скромное строение из подручного материала: глинобитная хата, амбарчик, примитивный погреб-яма, хлев-закутка из самана. Мать уже ожидала второго ребенка. Окончательно на жительство в Калугу (самоназвание поселка, барская усадьба именовалась Луговое) переехали лишь к осени.
Алексей родился 29 августа 1928 года в Колпенской больнице. Увы, бывшее земское здание уже снесено. Осталась лишь его фотография. Вероятно, в тот год меня часто оставляли у бабушки на Удеревке, где имелись две няньки – девочки-тетки. Смутно помню какие-то самодельные игрушки. Соседние мужики любили подтрунивать над двухлетним шустрым мальчиком. Тот плясал им на потеху. Одного из соседей, по прозвищу Аким-пузатый, малыш называл по-своему: "Аким-пуа". Потому как свободно еще не говорил.
1929
Год ушел на обустройство. Невообразимые трудности. На новом месте всем надо было заводиться с нуля. Лошадь еще молодая, работать в полную силу на ней нельзя. Приходилось обращаться к деду. С "хуторскими" стариками в контрах: те обиделись. Жаль покойных теперь моих родителей. Жизнь жестоко закаляла их, иначе бы не выдержали того, что им еще предстояло впереди.
1930
Началась коллективизация. Лошадей неохотно сводили на общий двор. Земля вновь объединилась в единый "клин". Мы тоже долго не отдавали свою лошадку, именуя ее "стригунком". Телеги не было. Использовался инвентарь удеревского деда. Помню, однажды поехали мы с отцом на двуколке в Песочный верх за щебнем. Мне было года 4 не больше. Отец залез в штольню-углубление копать песок и его там привалило. Ребенок испугался. Но обошлось все благополучно.
Читать дальше