Ещё много что вспоминали мы, сидя в моей деревянной каморке на Затоне, когда приехал Серьга орден от губернатора получать. Выпили бутылку вина грузинского, долго говорили. И как постарше стали, да с девками пара на пару Новый год встречали. Как по октябрьскому снегу ноги мочили в клуб, как на подсочку за брусникой ездили, и на Угольный за груздями. Выросли вместе, повзрослели враз. Сео косили, зароды вершили, воду на санях с постромками с зимнего Енисея возили, а бидончиками с под угора на огород, когда ещё мальцами были. А тот случай и не вспоминали, но помнили. Ведь ещё нас роднее сделал. И не стоило говорить даже, потому что братья мы. Коля ушёл, а Саня откололся как-то. Но остались мы братьями все.
Солнце большим красным шаром висело над тайгой в рое комаров и не хотело прятаться. Но с кратким ночным похолоданием и комары постепенно успокоились, звенели над землёй серым облачком. К ветру. В красном свете ночного солнца все казалось волшебным, тёмная хвоя сосен и лиственниц, серый тальник по берегу и кофейного цвета вода в нашей речке. Сарафаниха текла из болот, торф давал ей такой цвет, а ещё и снабжал микроорганизмами для питания рыбы и птицы. Рыбы было много.
Научная экспедиция в низовья Енисея, на самую крайнюю границу сосновых лесов, проходила уже который год. Мы собирали материал для дипломных работ, наши руководители – для диссертаций по лесоведению и таксации. Пять парней и девушка, рабочие и таксаторы в одном лице, профессор СТИ Эдуард Николаевич Фалалеев, его жена и, увязавшийся с нами друг профессора, который исполнял у нас роль завхоза. Эту ночь мы сидели с ним у костра, следили за копчением рыбы и разговаривали. Спать в полярные ночи не хочется, хоть и на работу завтра. Дежурные, по очереди остававшиеся на день в биваке, ночь перед дежурством могли себе позволить это.
Островок сосняка в этих болотах привлёк внимание кафедры таксации, мы исследовали именно его. Полтора месяца постепенного привыкания к комарам и палаточному житью, к клещам и рыбной диете. Фалалеев со своим другом, как опытные таёжники, припасу взяли немного. Вся наша жизнь строилась на двух сетях и утлой лодочке. Дежурный утром и вечером проверял сети, чистил рыбу и развешивал её вялиться. Часть уходила на готовку, часть – на сохранение. Тушёнка расходовалась экономно, как и хлеб. Самый важный припас – курево, был припасён с лихвой, но и его не хватило на весь срок.
Стоявшая на сухом месте в сосняк, охотничья избушка, нами не использовалась ввиду тесноты, но покурить иногда, сидя в её стенах, было приятно. Я, походя, исследовал кулёмки, изготовленные по путику, Серёга Петров учился грести на «оморочке», как мы прозвали лодочку, Саня Белозёров учился кошеварить на костре, а Серёга Кирьянов просто ленился. Чета наших молодожёнов, Игорь и Лиза, жили свой медовый месяц в отдельной палатке. Работа каждый день под гнётом комаров и слепней утомляла не сильно, привычка вырабатывалась быстро. Уже у каждого появились свои приоритеты в делах, у каждого находились и сторонние какие то занятия. Я писал, уже по традиции дневник похода.
По истечении месяца наши руководители собрались в Красноярск, мы оставались самостоятельной таксаторской партией и весёлым коллективом, который вместе проучился четыре года. Набитые тропы на пробы к модельным деревьям, набитая рука в валке двуручной пилой и всё усиливающийся таёжный гнус. К комарам присоединились утром и вечером мошка, а в самые жаркие полдни – слепни. Иногда, на перекурах, мы бросали всё и начинали ловить этих громадных кровососущих мух и отдавать их на съедение муравьям. Муравьиные кучи, на сухих местах нашего соснового островка, были повсюду.
Хлеб, а затем и мука, подошли к своему истощению. Курево также приходилось экономить. Какой удачей оказался гоголь, попавшийся в наши сети! Сети, они единственные бесперебойно снабжали нас рыбой. Сорожки, окуни и даже щука длиной в метр! Я сидел возле костра на скамейке и вырезал очередную чашку из соснового капа. Вдруг над речкой заметались утки, немногочисленными эскадрильями они со свистом пролетали над нами, обеспокоенные чем-то. Я только успел поднять стамеску, и кряковая утка была поражена в крыло. Поймать её и свернуть шею оказалось делом техники. Серёга сел в лодку и поехал смотреть сети, а я довольный любовался добычей. Однако, удача была не только у меня. Вернувшийся рыбак гордо держал в руке ещё одну утку. Вот что заставило местную фауну так вести себя! Утка попалась в сеть.
Читать дальше