«C’est le vilain Congrès de Berlin! Une grave faute du Chancelier. Il a détruit l’ancienne amitié entre nous, planté la méfiance dans les coeurs de la cour et du gouvernement, et fourni le sentiment d’un fort grave fait à l’armée russe après sa campagne sanglante de 1877, pour lequel elle peut sa revanche. Et nous voilà ensemble avec cette maudite République Française, pleine de haine contre vous et remplie d’idées subversives, qui en cas de guerre avec vous, nous coûteront notre dynastie» 1 1 «Всему виной этот гнусный Берлинский конгресс! Это была тяжелая ошибка канцлера. Он разрушил старую дружбу между нами, посеял недоверие в сердцах двора и правительства и породил убеждение, что русской армии после кровавого похода в 1877 г. нанесена тяжелая несправедливость, за которую она хочет реванша. И вот теперь мы идем вместе с этой проклятой Французской республикой, полной ненависти к вам, преисполненной разрушительных идей, которые в случае войны с вами могут стоить нам династии!»
.
Пророческое предсказание гибели русского царствующего дома! Из Бреста я направился в Страсбург, где мой дед находился на маневрах. Несмотря на неудачу моей миссии, я застал там спокойный взгляд на политическое положение. Мой дед радовался сердечным приветам царя, которые не обнаруживали никакой перемены, по крайней мере, в личных отношениях обоих государей.
К моему удивлению, я получил письмо и от князя Бисмарка, в котором он выражал благодарность и признание за мою деятельность и мой доклад. Это имело тем больше значения, что мои выводы не могли быть приятны ни для моего деда, ни для канцлера. Берлинский конгресс уничтожил, особенно в русских военных кругах, остатки еще поддерживавшегося у нас традиционного братства по оружию и породил раздуваемую общением с французским офицерским корпусом ненависть против всего прусско-немецкого, которая благодаря французам увеличилась до жажды мести при помощи оружия. Это была почва, на которой позже могла найти себе пищу среди наших противников мысль о мировой войне: «Revanche pour Sedan», соединенное с «Krevanche pour San-Stefano».
Слова старого генерала в Бресте оставили неизгладимый след в моей памяти и побудили меня ко многим свиданиям с Александром III и Николаем II, при которых перед моими глазами всегда, как лейтмотив, стояла возложенная на меня моим дедом на смертном одре забота о поддержании добрых отношений с Россией.
В 1890 году во время маневров в Нарве я должен был подробно обрисовать царю историю ухода князя Бисмарка. Царь слушал меня внимательно. Когда я окончил, государь, обычно очень хладнокровный и сдержанный, редко говоривший о политике, вдруг схватил мою руку, стал благодарить за доказательство моего доверия, сожалел, что я был поставлен в такое положение, и прибавил буквально следующее: «Je comprends parfaitement ta ligne d’action. Le prince avec toute sa grandeur n’était après tout rien d’autre que ton employé ou fonctionnaire. Le moment oû il refusait d’agir selon tes ordres, il fallait le renvoyer. Moi, pour ma part, je me suis toujours méfié de lui, et je n’ai jamais cru un mot qe ce qu’il me faisait savoir ou me disait, car j’étais sur et je savais qu’il me blaguait tout le temps. Pour les rapports entre nous deux, mon cher Guillaume, – это было в первый раз, что царь меня так называл, – la chute du prince aura les meilleures consequences. La méfiance disparaîtra. J’ai confiance en toi, tu peux te fier à moin» 2 2 «Я вполне понимаю твою линию поведения. Князь, при всем своем величии, все же был никем иным, как твоим чиновником или уполномоченным. В тот момент, когда он отказался действовать по твоим приказаниям, его надо было уволить. Я, со своей стороны, всегда питал недоверие к нему и никогда не верил ни одному слову из того, что он сообщал мне через других или сам говорил, потому что я хорошо знал, что он всегда меня обманывает. Для наших взаимоотношений, мой милый Гийом, падение князя будет иметь наилучшие последствия. Недоверие исчезнет. Я питаю доверие к тебе. Ты можешь положиться на меня».
.
В свое время я тотчас же записал этот важный разговор. Я достаточно объективен, чтобы спросить себя, в какой степени вышеприведенные слова сознательно или бессознательно были продиктованы вежливостью государя к государю и, кроме того, быть может, еще и удовлетворением по поводу устранения политического деятеля такой крупной величины, как Бисмарк.
Уверенность князя Бисмарка в доверии к нему со стороны царя, несомненно, субъективно была вполне основательна. Александр III относился с большим уважением к политическим способностям Бисмарка. Во всяком случае царь сдержал свое слово до самой смерти. Это, правда, немного изменило в общей политике России; но по крайней мере Германии нечего было опасаться нападения со стороны России. Прямой характер Александра III был тому порукой, при его слабом сыне положение изменилось.
Читать дальше