Сергей Уткин - История болезни. Том 1. Педиатрия

Вскоре со двора донесся обычный детский гомон. Тётя Тамара собрала со столов грязную посуду. И лишь Серёжину тарелку не стала убирать.

Серёжа, нахохлившись, разглядывал простенький узор на тарелке и думал. Сперва он думал, что взрослые очень вредные и совершенно ничего не понимают. Что вкусная колбаса в сто тыщ раз полезнее любого супа. Потом Серёжа стал думать, что если бы суп не был таким противным, то можно было бы его и съесть. Ведь после супа будет вкусная жареная колбаса!

"Но, – догадался Серёжа, – раз после супа все равно будет колбаса, то какая разница, противный суп или нет? Это ведь как горькую таблетку запить сладким чаем!"

Дверь в группу осталась открытой. Через коридор была видна часть кухни, куда тётя Тамара унесла пустые тарелки. Серёжа вдруг подумал, что зря он обидел нянечку. Поерзав на опостылевшем стуле, Серёжа окончательно сдался.

Матушка на кухне протирала вымытые тарелки, когда из группы послышался Серёжин голос:

– Тётя Амая! Я больше не-е буду!

Серёжа так старательно тянул букву "е", что вместо "не" у него получалось "ня-а-а":

– Тётя Амая, я больше ня-а-а-а буду!

Спустя несколько минут Серёжа мужественно съел тарелку подогретого супа, мгновенно проглотил жареную колбасу с гречневой кашей, запил всё компотом и помчался одеваться для прогулки.

Из яслей матушка уволилась в начале апреля. Ставшие за зиму почти родными наташи и серёжи осенью должны были перейти в детский сад. Вместо них в группу придут совершенно незнакомые дети, к которым сперва нужно привыкнуть, полюбить… И – весной снова расстаться? Каждый год себе сердце рвать никакого здоровья не хватит. А работать с детьми и не любить… Наверное, кто-то так и может, а у матушки не получилось.

Устроилась в том же тресте подсобной рабочей на стройке. Выделили Томке койку в общежитии, в комнате ещё пять девчат, жить можно. Летом бросили бригаду на строительство нового комбината, а там нулевой цикл – котлован роют под фундамент да под коммуникации траншеи копают. Техники вечно не хватает, экскаваторы обещанные не дождешься, а сроки горят. Стало быть, лопаты в зубы и вперед с песнями.

Про песни не для красного словца вставил. Действительно, пели. Матушка от природы имела отличный слух, голос был красивый и сильный. Когда запевала, народ сбегался послушать. Иной раз даже не верили, что Томка Уткина поёт. Думали: радио кто притащил…

Вот так с песнями и копали землицу неподалеку от станции Волховстрой. Пока матушка однажды не колупнула какой-то камень. Камень под ноги скатился, а за ним железяка какая-то. Здоровенная такая ржавая чушка. Работавший рядом мужик, как только эту железяку увидел, матушку за шкирку из траншеи выкинул, словно котёнка. Сам следом выскочил:

– Томка, беги в контору, пусть сапёров вызывают!

То ли бомба, то ли снаряд. Тогда спрашивать некогда было, а сейчас уже не угадаешь. Народ с участка тотчас убрали, стройку оцепили. Саперы несколько дней обследовали зону строительства, нашли ещё несколько "подарочков". Отвозить на полигон не рискнули – слишком сильно проржавели снаряды или бомбы в волховских болотистых землях. Решили взрывать прямо на месте. Жилых строений тогда поблизости не было, построить ещё ничего не успели, а воронку и закопать можно.

Незапланированные выходные народ проводил кто как. Кто к родным укатил, кто в Ленинград гулять усвистел, кто на танцы убежал… Матушка решила никуда не мотаться, а завалиться в койку с книжкой. Только сперва ноги помыть надо.

С удобствами в общежитии было не очень: уборная во дворе, а про душ или ванную только мечтать приходилось. Ну, да где наша не пропадала? Вскипятила в чайнике воду, в тазике холодной разбавила. Поставила тазик у окна, стул рядом. Лето, теплынь, окно открыто настежь. Полное совмещение полезного с приятным: мытьё ног на свежем воздухе. Опять же, вид из окна красивый. Вечерело уже, на небе легкие облачка, от заката самыми разными цветами играют.

И тут на фоне этого мирного неба медленно и беззвучно вырос громадный чёрный гриб. Как в кино, про ядерную войну. Только на самом деле. Потом в окно ударила горячая волна, грохот донесся страшный. Будто отголосок той войны.

До сих пор нам война аукается…

Очередная дискуссия о советском изобилии напомнила историю, которую матушка рассказывала.

Значит, дело было в шестьдесят пятом году, в августе или сентябре, незадолго до того, как матушка решила уволиться из строительного треста. Что и почему не знаю, да оно и не столь важно. Хотя… Возможно, что бытовая неустроенность сыграла свою роль. Общежитие с удобствами во дворе, тёмными зимними вечерами в туалет группами ходили – были случаи, когда девчонок подкарауливали и насиловали… С магазинами тоже было тяжко. Промтоварных не было вообще, за одеждой или хозяйственными принадлежностями ездили в Старую Ладогу или Кириши, а то и в Ленинград при случае. Продовольственные магазины были, но ассортиментом не баловали. Особенно туго было с хлебом. Точнее, хлеб-то как раз был – чёрный, самый дешёвый, из смеси ржаной и кукурузной муки. Ни булки, ни белого хлеба, ни сдобы – только хлеб. Люди злились, крыли матом Хрущёва, который своей кукурузой все пшеничные поля угробил. Но деваться было некуда, ели то, что было.