Алексей Иванов - Слепое кино

– Прокол, вот прикол, – только и подумал вслух Банан, собрав все её пред’посылки его в море в единый букет вышеозначенного вывода. И надкусив горький лепесток черной розы разочарования, сплюнул его в траву.

Ритуально лизнувшись на прощанье, они расстались.

Спешно проходя мимо «родового гнезда» Виталия, Банан обнаружил, что окна его деревянного одноэтажного дома завалила опухоль тьмы. Он вылез из холодной сауны реальности, обернулся в сырую простыню одиночества и вошел в парилку своих новоиспеченных воспоминаний:

Мечты у неё были простые и праздничные, как новогодние подарки!

«Тьфу ты, черт, вот привязалась-то, – подумал Банан. – Крутится в голове, как белка в колесе»

Но вдруг ему стало щемяще грустно. Настроения он менял, как перчатки. И кто-то внутри него опять заиграл на саксе своё «Ступай тише».

Он действительно менял настроения, как другие меняют одежду. Надевая на себя ту или иную эмоцию и наблюдая, как она влияет на весь организм в целом. Какие в нём появляются горчинки и же кислинки, или – то ошарашивающая, то чарующая сладость. Постепенно поняв, что в каждом настроении есть своя индивидуальная изюминка, и с удовольствием её смакуя. Наслаждаясь теми алкалоидами, возникновение которых она в нём провоцировала.

Кроме эмоции страдания.

Ведь мы таким образом мыслей, действий и выражением чувств показываем и себе и другим то, как нас незаслуженно и несправедливо обидели. Безусловно эмоционально преувеличивая ситуацию: чтобы это стало ещё более очевидным! И себе и другим. Для того чтобы не мы, так нам помогли разобраться с возникшими у нас проблемами.

Это основа всякого искусства.

Но мы, таким образом, будим в себе капризного ребенка. Вначале – в форме игры. А затем, если нам кто-то действительно помогает, мы берём на вооружение этот эмоционально-психологический прием и каждый раз уже сознательно впадаем в детство, только и истеря по поводу и без. С каждым разом всё слабее обладая инициативой. Логикой. И постепенно инфантильно выпуская поводья жизни из своих рук. Делая их всё более слабыми и утончёнными, изысканными, нежными. Начинаем заботиться о внешнем виде рук, ног, лица. И – всего тела. Чтобы привлекать всё большее внимание окружающих. И они ещё охотнее нам сочувствовали и решали за нас встающие на нашем пути трудности.

Встающие для того чтобы именно мы – сами – смогли их преодолеть. И стать ещё сильнее!

Так у нас становится всегда кто-то виноват и что-то должен. Таким образом, по доброте душевной, нам «помогают», помогая, превратиться в нытика и попрошайку.

А если никто из людей уже не в силах нам помочь, то это просто обязан сделать сам господь бог! Иначе… какой в нём смысл? А достоин ли я того, чтобы мне помогали, научив меня помогать себе и другим? Об этом никто и не думает. Да и – зачем? Ведь я всё ещё такой маленький, что мне надо всё прощать. Ничему не научая. Только и исполняя малейшие мои требования. Ведь тело, как и любое животное, хочет всегда оставаться сиюминутным, живя только здесь и сейчас. А не – всегда и везде.

Он купил на остановке сигарет. И стомив пряным табаком хмельные ноты, двинул к трассе.

По трассе – из ниоткуда в никуда – летали иномарки.

Поймав шлагбаумной рукой зазевавшуюся налету машину, он укатил домой.

Хотя, по сути, оставался дома всегда и везде, в любой ситуации. Как улитка, таская на себе панцирь своего разума.

Воскресенье. Каждый оттягивался по мере своих возможностей. А возможности лежали у Банана в правом кармане тонкой бойцовой рыбкой. Обычного огнива там не было, он забыл его вчера у Виталия. Туда он и шёл. С перезрелой надеждой подобрать зажигалку, да половчей оттянуться по мере своих возможностей. Так как на Виталия в тот кон рассчитывать не приходилось.

Да Виталий тогда и сам-то едва рассчитывался.

Деньги, деньги… Словно причудливые аквариумные рыбки, порой нечаянно выскальзывая из рук, плавают они в отстойнике рассудка, вздымая ил проблем. Одним своим видом приводя в соборы восторга и изумления. Миллионы паломников!

Банан не стал порочно работать на рекламу затяжными выкриками хозяина, как это было заведено в частных домах без продрывающего звонка, а по-свойски зашел во двор. И выйдя из синего полдня, проник в дом.

– Тук-тук-тук…– тихий стук.

– Открыто!.. – сквозь дверь, размыто.

– А я-то думал, ты тут занят, – сказал Банан с машинально восторженной лыбой, на рекламу косо скользнув влажным глазом по невинно заправленному дивану и чётко задраил дверь.