Егор Мичурин - Офальд

Он протянул папку Офальду и попрощался.

Через несколько дней молодого человека ждал новый удар. Для того, чтобы поступить в архитектурную школу студентам требовалось пройти обучение в строительном техникуме, куда не принимали без аттестата об окончании гимназии. Телгир, сознательно отказавшийся продолжать обучение в средней школе и оставшийся без столь нужного ему диплома, был вынужден оставить мысли о поступлении в Академию Искусств. Офальд никому ничего не сообщил, и вместо того, чтобы вернуться в Инцл, остался в Неаве, целыми днями слоняясь по улицам и тратя деньги матери на музеи и театры. Сорваться с места его вынудило только письмо Леагны.

Вернувшись в Фарур, чтобы ухаживать за больной матерью, Телгир из самолюбивого вспыльчивого дерзкого юноши в мгновение ока превратился в образцовую сиделку. Он мыл полы, готовил, стирал белье и с неослабным вниманием следил за учебой Улапы, которая поклялась перед кроватью больной исправить все свои неудовлетворительные оценки. Брат с сестрой на глазах у матери держались друг с другом с большой теплотой, нередко брались за руки или обнимали друг друга, но едва оказавшись за дверью комнаты фрау Телгир тут же расходились в разные стороны. Офальда тяготили его обязанности по отношению к Улапе, которая казалась ему слишком инфантильной для своего возраста, и, к тому же, была по его мнения явно глуповата. Сестра, в свою очередь, недолюбливала старшего брата, от которого еще два-три года назад нередко получала затрещины и тумаки, и о котором Леагна отзывалась как о лентяе, сидящем на шее больной матери. Но сама Ралка ничего не замечала. Она была счастлива и с удовольствием принимала заботу сына о себе. По утрам они советовались, что стоит приготовить на обед, а по вечерам вся семья собиралась в комнате больной и часами беседовала о событиях прошедшего дня, планах на завтра и прочих нередко пустяковых вещах.

Несмотря на невероятную заботу волшебным образом преобразившегося Телгира, Ралке становилось все хуже. Если в первые две недели после приезда Офальда она еще могла встать с кровати, сделать несколько неуверенных шагов по комнате или перебраться в кресло у окна, то к середине декабря фрау Телгир совсем сдала. Ее мучали постоянные боли, она плакала и кричала по ночам, и морфий, инъекции которого делал ей ассистент доктора Хлоба, участливый плохо одетый человек по фамилии Нейшт, уже не помогал. Офальд терпеливо сносил все тяготы своего положения, лишь на пару часов в день позволяя сиделке взять на себя заботу о матери. Ралка оставалась в сознании до самого конца, и беспрестанно благодарила сына за заботу, заклиная его позаботиться о своем будущем.

– Ради меня, дорогой, ради Улапы, и ради себя самого, – еле слышно шептала она. – Я должна быть спокойна за вас.

– Все будет хорошо, мама, обещаю, – спокойно отвечал сын, пожимая бледную, похожую на птичью лапу руку, и по истончившимся губам больной пробегала мимолетная улыбка.

За три дня до Рождества фрау Телгир умерла.

Офальд отказался от помощи родителей Бекучика, мать которого очень сочувствовала "бедному сироте", и взял на себя все хлопоты, связанные с похоронами. Последним желанием Ралки было упокоение на диногленском кладбище, рядом с мужем, поэтому Телгир назначил церемонию на девять часов утра накануне сочельника, чтобы потом перевезти тело матери в Диноглен. Офальд встречался с владельцем похоронного бюро герром Рабуэ, договаривался об аренде экипажей, ездил в типографию, чтобы отпечатать извещение о смерти и сосредоточенно занимался множеством других неизбежных вещей, сопровождающих уход близкого человека. Он не плакал, ничего не ел и почти не спал, сухие глаза припухли, рот был сжат в узкую короткую линию, обычно ухоженные ногти обгрызены до мяса. В разосланном родственникам и близким извещении говорилось:

В день похорон потеплело, выпаший несколько дней назад снег начал таять, а с реки поднялся клочковатый тяжелый туман. В дом на улице Селюбестанг пришли десятка полтора человек: Васгут с родителями, соседи по дому и несколько инцлских знакомых Ралки. Из Тишапля приехали сестры усопшей, Ганиноа и Зиреяте. Одиннадцатилетняя Улапа рыдала, не переставая, Офальд по-прежнему не плакал. Священник благословил покойную, тело уложили в гроб и спустили вниз, поставив на катафалк. За гробом рядом с Телгиром, похожим на белое привидение, облаченное в черное пальто, перчатки и цилиндр, шли Еол Аурлабь и Улапа, меся темную грязно-снежную кашу под ногами. Леагна, которая была на девятом месяце беременности, ехала в закрытом экипаже позади процессии, с ней была Ганиноа. После отпевания в небольшой церкви на улице Гурсетапшаст кортеж двинулся по главной улице Фарура в сторону моста через Науйд. Звон колоколов сопровождал печальную процессию, и одно из окон на втором этаже красивого пепельно-жемчужного дома открылось. Прямо на Офальда смотрела Нифстеан. На мгновение их взгляды встретились, девушка сочувственно кивнула, но Телгир уже отвернулся, глядя прямо перед собой. У моста кортеж ждал второй экипаж, в который сели Улапа и Офальд. Еол присоединился к жене и ее тетке. Процессия отправилась в Диноглен, где тело Ралки Телгир, урожденной Льепцль, было предано земле.