Галина Корнилова - Мои дневники - моя жизнь, моя борьба. 18-48 лет (1990-2020 годы)

1999 г (27 лет)

14 декабря. В прошлом году вышла замуж. Люблю своего мужа и свою дочку Машеньку. Я счастлива, но сильно утратила веру в страну, в народ, в Бога, даже не молюсь утром и вечером. Давно не была в церкви, все чаще жалею, что родилась в России. Особенно когда постоянно идет ржавая вода из крана, совершенно невозможно что-то приготовить, и власти города ничего не делают. Что будет дальше?

Какая я все-таки глупая – сожгла книжку со старыми записями, которые вела тоже почти ежедневно. Остался только блокнотик, но там записи обрывочные. А в большой были нормальные. Такие милые и страшные одновременно. Конечно, Серёжа не стал бы их читать, но вот Мурка…Хотя ничего криминального в них не было – одни охи и ахи, влюбленности, мечты и разочарования. Кстати, эту книжку, в которой сейчас пишу, я, стыдно сказать, спёрла с работы – из турагенства «Real Club». Ну, она там лежала месяца четыре без дела, без хозяина, мне жалко её стало. Старые записи я вела, помнится, года с 1990-го или 1991-го. Может, второе, поскольку там я описывала переворот, «путч» 1991 года. Тогда был введен комендантский час после 21.00, а я как раз поступила на истфак МГУ, на вечернее отделение, и переживала, как буду ездить в таких условиях на учёбу. Кстати, я была страшно довольна собой – еще бы, после двух лет неудачных попыток взять штурмом Историко-архивный институт,и вдруг – в МГУ! Ну, не вдруг, разумеется, а после зубрёжек учебников по истории. И после занятий с репетитором английским языком. Как мало тогда было нужно для ощущения комфорта! Поступила – и все, все проблемы позади. Я тогда еще страшно комплексовала из-за своей внешности и небогатого «обмундирования». Но это было уже не то, что в школе. Хотя в зеркало по-прежнему боялась смотреть: мне казалось, что я уродка какая-то, честное слово. А в метро не смотрела на своё отражение в окнах вагонов. По той же причине. Да я даже пошевелиться лишний раз в общественных местах боялась: мне казалось, что все сразу на меня будут смотреть и мысленно оценивать мою внешность. Поэтому я нашла идеальный способ отрешения от мира в метро – читать. Я брала с собой какие-то книжки, до третьего курса – духовные, нравоучительные, и старательно читала их всю дорогу до университета. Я вела тогда высоконравственный (серьезно) образ жизни: каждое воскресенье ходила в церковь, пела на клиросе, постилась в посты и в среду с пятницей, читала Нилуса и Новый Завет. Недавно я сказала маме, что делала это все от обилия лишнего времени и отсутствия бой-френда или компании. Конечно, это не так. Моей душе этого не хватало. Я отдыхала душой в церкви от трясучки перед семинарами или экзаменами, мне было интересно узнать, кто из наших руководителей был масоном, etc. Сейчас все по-другому. Мои мысли и вся моя сущность посвящена другому – семье. Я не стала экуменисткой и не перестала верить в Бога, как меня в том уверяет ( и обвиняет) моя странная в последнее время мама. Нет, это не то. Просто все не так уж просто. Положа руку на сердце, я скажу, что многие вещи я делала чисто из прагматических побуждений. Например, постилась. Я всегда мечтала похудеть, и пост способствовал этому. Но я действительно чувствовала поддержку Бога при поступлении в институт, при сдаче экзаменов. Это совершенно необычное ощущение: когда мысленно молишь о помощи, и вдруг тебя пронзает что-то, и ты понимаешь, что твои молитвы услышаны и тебе помогут. Честное слово, это было волшебное ощущение. Хотя я все равно не перевелась на дневное отделение, о чем просила Бога. То есть два года подряд я сдавала все сессии на «пять». Но переводиться не стала, испугавшись досдачи еще трех или четырех экзаменов в течение месяца. Это было бы действительно тяжело, поскольку я зубрила все «от корки до корки», помнила, где какая картинка, и на какой странице тот или иной заголовок. Поэтому я осталась на вечернем. И не жалею.

Вообще, я не жалею ни о чем, что было в те годы. Годы Университета – лучшие в моей жизни. Я думала только об учебе, и ни о чем больше. Точнее, я думала о том, что хорошо было бы, если бы в меня кто-нибудь влюбился, чтобы мы встречались, гуляли по Москве, целовались, он дарил бы мне цветы. Но увы, на меня никто не обращал внимания. Хотя я не была уродкой, но во мне не было раскрепощенности и шарма. Все мои попытки взять инициативу в свои руки и самой знакомиться с объектами моих симпатий ни к чему не приводили. Точнее, попытка была одна ( в Университете. Хотя еще в школе я пыталась знакомиться с ребятами, но дальше одной-двух прогулок не заходило, и все «глохло». Но об этом позже). Я приехала к матушке Апполинарии (тёте Шуре из Былова) в Москву, где она жила, за книжками о святом Сергие Радонежском. Я писала доклад (курсовую) о его роли в подготовке Куликовской битвы, а у тети Шуриного племянника Павла было много этой литературы. Дверь мне открыл другой её племянник, Сергей, тощий черномазенький хохол откуда-то с Украины (кстати, очень амбициозный тип: сейчас женился на дочери «большого» милиционера, и наверное, имеет уже большой чин). Через неделю он приехал в церковь на службу, стал ездить каждое воскресенье. Мы разговаривали, все трогательно на нас смотрели и тихонько улыбались. Я пригласила его на свидание, мы гуляли по Москве, он подарил мне гвоздичку. И все, я почувствовала, что он мне не интересен, что у него довольно невысокая интеллектуальная планка. Вот и весь роман. Это был первый курс. В нашей группе не было симпатичных ребят, да и курс ими не блистал. Был один интересный мне человек на дневном отделении, Андрей Шеске, с арийской внешностью, красивый, высокий. Я встречала его еще при поступлении в Историко-Архивный институт. Он на меня, естественно, не обращал внимания, да и мне было неохота проявлять инициативу. Позже выяснилось, что, во-первых, один глаз у него искусственный, а во-вторых, что он был из рода мужчин-пиявок. То есть такие мужчины искали специально богатых одиноких женщин, не важно, какого возраста, и окручивали их. Жили за их счет. Такие вот спонсируемые холеные самцы. Моя мама тогда вздохнула с облегчением, ведь она очень боялась, что я рано выйду замуж. Это я-то, со своим сильно запоздалым созреванием! Теперь-то, имея семью, я прекрасно понимаю её тревоги, ведь это ужасный хомут, иногда с шипами, особенно когда дети болеют. И одновременно и учиться, и заботиться о семье страшно тяжело. Тем более для меня, ведь я не люблю действовать в нескольких направлениях, особенно таких, которые требуют полной самоотдачи.