Тимур Агаев - Эль Бруно

Многие писатели начинали писать бедными и заканчивали писать в лютой безнадеге и бедности. И куда их это привело? Никуда. Писательство словно беговая дорожка, как не беги, ты никуда не добежишь.

Многие писатели начинали писать вовсе не из-за какого-то вдохновения или божественного дара. Скажу больше, большинство всеми любимых классиков начинали писать только потому, что им нечем было долги оплачивать, а после этого это превращалось в фанатизм. Приняв форму фанатизма, то становилось уже божественным испытанием, и приходилось влезать и выплачивать долг уже перед богом. Иначе же кара не заставит себя ждать.

Я родился в Туркменистане, в прекрасном, белоснежном городе Ашхабад. В свои три года мы переехали с семьей в Россию, в Сибирь, в довольно большой городок Красноярск. Моя семья была не совсем благополучной, да и я не был особо требовательным. Я с детства понял, как работает мир, перестал просить у родни карманных денег и пошел на подработку. Меня принимали в основном в микрофинансовые конторы и парикмахерские, и за огромную проделанную работу выплачивали копейки, коих еле-еле хватало на карманные расходы в принципе, а я ведь еще и хотел помогать семье. Я любил писать с детства. Мама говорит, что как только я научился писать, бумагу приходилось покупать им домой пачками. А также я много читал. У меня не было телефона или компьютера в малом детстве – лишь только пара книжек, сказки П. Бажова, «Что? Зачем? Почему?», «Карлсон», и подобное. Позже домой отец купил телевизор и приставку Dendy и SEGA Mega Drive. Я полюбил видеоигры, а также часто смотрел мультики.

Позже моя писательская тяга продолжилась уже в школе. Я писал в начальных классах, но одноклассники, не очень любящие меня за мою нерусскую внешность, лишь мяли листы с моими рукописями и выбрасывали в мусорное ведро, откуда я их доставал и старался разобрать хоть одно слово на помятых до безумия клочках бумаги. Но все равно я продолжал писать, даже несмотря на эти издевки со стороны одноклассников. Поэтому, возможно, у меня в школе никогда и не было друзей. Участь писателя проявляется не только в постоянной тяге писать.

Уже в старших классах я понял, что можно с писательства зарабатывать. Я ушел с работы и посвятил жизнь писательству. Первые мои произведения были опубликованы на ЛитРес: Самиздат. Поначалу я публиковал бесплатные, низкокачественные и просто плохие рассказы. Позже, когда я уже научился писать, я начал публиковать их платными. И мне начали приходить первые деньги. Сначала это было несколько сотен рублей, позже и несколько тысяч. Я понял, что нашел золотую жилу. Или свою участь? Тогда я об этом, в любом случае, не задумывался.

Не знаю почему, но у меня действительно не было друзей в школе. А кто захочет дружить и общаться с зажатым в себе парнем, зашуганным, да еще и у которого слишком творческие интересы: писательство и художественное искусство. Не было среди моего класса художников и писателей, а если и были, смотря на меня так и говорили: сумасшедший. Мои идеи всегда были больные: стать известным, богатым. Я всегда был мечтателем, потому и писатель.

Но я рад, что не стал с ними общаться. Я безумно рад этому. У них нет ни чести, ни совести, ни принципов, раз совершенно без зазрения этих жизненно важных органов они могут издеваться над теми, кто не смог бы им ответить. Но я всегда отвечал, когда их издевки начинали касаться моих родных и близких. О себе не думал, пусть делают и говорят все, что хотят, но родных и близких, друзей и даже собаку я в обиду никогда не давал. Они вели себя как дети даже тогда, когда уже вот-вот должны были переступить порог и войти во взрослую жизнь. Представлять, как же им там было нелегко с их простейшими и детскими мировоззрениями, я даже и не хочу.

Однако не все из школы мне запомнилось как плохое. Например, в старших классах у нас была учительницей русского языка Евгения Галичина Ивановна, которой я навсегда останусь благодарен. Она одна из тех самых учителей, что признали меня как писателя и помогали на протяжении всей жизни. Казалось, если не она, забросил бы я писательское дело, прогнувшись под детский вопль одноклассников. Но все же наши мировоззрения и с ней сильно отличались: она любила классику всем сердцем, когда я же постоянно говорил про хаос, про новую литературу, буквально исповедовал футуризм, или как я его называл, агаевизм.

Но это не мешало нам с Евгенией Ивановной находить общий язык, быть не просто учеником и учителем, а хорошими собеседниками. Она навсегда оставила след во мне, а значит, оставила след и в моих произведениях, и возможно даже, во всей современной и не только литературе. Я рад, что такой человек обрел бессмертие.