Татьяна Альбрехт - Лехаим, бояре, или Мельпомена смеется. Актерские байки

Война закончилась, появились продукты, и яйца тоже стали возникать на прилавках всё чаще. В один прекрасный день несколько газет поместили статьи, утверждающие, что яйца натуральные есть очень полезная и питательная еда. Говорят, в тот вечер Раневская звонила друзьям и всем сообщала: «Поздравляю, дорогие мои! Яйца реабилитировали!»

На улице в Одессе к Раневской обратилась прохожая:

– Простите, мне кажется, я вас где то видела… Вы в кино не снимались?

– Нет, – отрезала Раневская, которой надоели уже эти бесконечные приставания. – Я всего лишь зубной врач.

– Простите, – оживилась ее случайная собеседница. – Вы зубной врач? А как ваше имя?

– Черт подери! – разозлилась Раневская, теперь уже обидевшись на то, что ее не узнали. – Да мое имя знает вся страна!

Однажды актриса прогуливалась по городу, а за ней долго следовала толстая гражданка, то обгоняя, то заходя сбоку, то отставая, пока наконец не решилась заговорить.

– Я не понимаю, не могу понять, вы – это она?

– Да, да, да, – басом ответила Раневская. – Я – это она!

– Шатров – это Крупская сегодня, – так определила Раневская творчество известного драматурга, автора многочисленных пьес о Ленине.

Однажды Раневская отправилась в магазин за папиросами, но попала туда в тот момент, когда магазин закрывался на обед. Уборщица, увидев стоящую у дверей Раневскую, бросила метелку и швабру и побежала отпирать дверь.

– А я вас, конечно же, узнала! – обрадованно говорила уборщица, впуская Раневскую. – Как же можно не впустить вас в магазин, мы ведь вас все очень любим. Поглядишь этак на вас, на ваши роли, и собственные неприятности забываются. Конечно, для богатых людей можно найти и более шикарных артисток, а вот для бедного класса вы как раз то, что надо!

Такая оценка ее творчества очень понравилась Раневской, и она часто вспоминала эту уборщицу и ее бесхитростные комплименты.

Идущую по улице Раневскую толкнул какой-то человек, да еще и обругал грязными словами. Фаина Георгиевна сказала ему:

– В силу ряда причин я не могу сейчас ответить вам словами, какие употребляете вы. Но искренне надеюсь, что когда вы вернетесь домой, ваша мать выскочит из подворотни и как следует вас искусает.

Однажды Раневскую спросили, была ли она когда-нибудь влюблена, и актриса рассказала забавную и грустную историю.

Лет в девятнадцать, поступив в труппу какого-то провинциального театра, она влюбилась в первого героя-любовника. Конечно же, он был настоящим красавцем, как и положено актеру, играющему такие роли.

«Я же была настоящей уродиной, даже в молодые годы, – призналась Фаина Георгиевна. – Ходила за ним как тень, пялилась, словом, влюбилась как кошка… Он как бы и не замечал ничего, но вот как то раз неожиданно подходит ко мне и говорит:

– Дорогая, вы ведь неподалеку комнатку снимаете? Верно?

– Верно…

– Ждите меня сегодня вечером, часиков около семи, я к вам загляну…

Я, конечно, немедленно отпросилась домой, накупила вина и еды, принарядилась, напудрилась, сижу и жду… Час жду, другой… Наконец, часов около десяти, является пьяный, растрёпанный, в обнимку с какой-то крашеной стервой.

– Дорогая, – говорит, – погуляйте где-нибудь часок…

Вот это была его первая и последняя любовь.

Говорят, суровая Вера Пашенная, бывшая в силу своего положения, по существу, хозяйкой Малого театра, недолюбливала артиста Кенигсона. И однажды, отвернувшись от него, в сердцах брякнула:

– Набрали в Малый театр евреев, когда такое было!

– Вера Николаевна, – вспыхнул Кенигсон, – я швед!

– Швед, швед, – пробурчала своим басом Пашенная, – швед пархатый!

Малый театр едет на гастроли. В тамбуре у туалета стоит в ожидании знаменитая Варвара Массалитинова. Минут пятнадцать мается, а туалет все занят. Наконец, не выдерживает и могучим, низким голосом своим громко произносит:

– Здесь стоит народная артистка РСФСР Массалитинова!

– А здесь сидит народная артистка СССР Пашенная! Подождёшь, Варька! – раздается из за двери еще более мощный и низкий голос.

Театральным людям хорошо знакомо имя Алексея Денисовича Дикого – замечательного актера и режиссера, незабываемого Атамана Платова в лесковской «Блохе», Генерала Горлова во «Фронте», игравшего в кино Кутузова, Нахимова и даже самого Сталина. Обладал он великолепной актерской фактурой, буйным темпераментом и, как говорят, имел большую любовь ко всякого рода земным утехам. Прошедший сталинские лагеря, не раз падавший и взлетавший, огромный и сильный, он не боялся ни Бога, ни черта – никого… кроме жены своей Шурочки, маленькой кругленькой женщины, не достававшей ему до плеча.