Александр Бондаренко - Военные контрразведчики

Вспомните седьмой пункт «интересов» той самой неудавшейся Тайной военной полиции, которую учреждали генералы Васильчиков и Милорадович: «…какие разговоры и суждения имеют место среди офицеров». Если бы Константин Павлович знал про эти разговоры, то не был бы столь доверчив и благодушен.

Всё же отзвуки антиправительственных «суждений» в конце концов дошли до великого князя, но, как и в деле декабристов, власти, которые он представлял в Царстве Польском, «распорядиться» информацией не сумели – можно предположить, что она была не очень убедительной. В результате цесаревич чуть было не поплатился за свою доверчивость жизнью, погибли некоторые из ближайших его сотрудников. Мятеж, созревший в казармах, выплеснулся на варшавские улицы и вскоре охватил буквально всю Польшу… Начавшееся 17 ноября 1830 года восстание было разгромлено только в начале осени 1831-го: 26 августа, в годовщину Бородина, русские войска штурмом овладели Варшавой, а 20 сентября остатки разбитой повстанческой армии бежали в Пруссию, где были разоружены.

писал Александр Сергеевич Пушкин, но от того не легче: восстания вполне можно было избежать…

Про Восточную войну 1853–1856 годов, более известную как Крымская, вообще говорить не хочется… Кажется, из всех наших спецслужб тогда хорошо сработала только «научно-техническая разведка», представленная «косым Левшой» Н. С. Лескова, тульским оружейником, подковавшим блоху и сообщившим, что «англичане ружья кирпичом не чистят!». Увы, и его не услышали! А в остальном – планы и действия союзников, вторгшихся на русскую территорию, были для нашего командования полнейшей неожиданностью, тыловые казнокрады действовали с поразительной наглостью, вследствие чего армия нуждалась буквально во всем… Война в итоге завершилась позорной сдачей Севастополя, гибелью флота, фактической потерей Черного моря и унижением России…

Как сказал В. О. Ключевский: «История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков». Прошло двадцать лет и, как свидетельствуют И. И. Васильев и А. А. Зданович в своем труде «Защита военных и государственных секретов России до начала ХХ века» [11] Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. М., 2007. Т. 3. С. 146. , «когда в самом начале русско-турецкой войны 1877–1878 годов нашему командованию стали известны факты об организуемых извне разведывательно-подрывных акциях против основной Дунайской армии, все свелось к рекомендациям офицерскому корпусу усилить бдительность и по возможности своими средствами противодействовать замыслу противников, действующих в интересах англичан…». В работе этой приводится очень интересное письмо, которое 4 мая 1877 года начальник полевого штаба Дунайской армии генерал-адъютант А. А. Непокойчицкий направил курьером командиру 12-го корпуса генерал-лейтенанту П. С. Ванновскому, кстати, будущему военному министру (1882–1898). Предупредив адресата о коварных планах неприятельской разведки, Артур Адамович делает следующий вывод: «Имею честь покорнейше просить учредить самый бдительный надзор за всеми лицами, не принадлежащими к армии… К сему считаю долгом присовокупить, что желательно было бы, дабы начальники отдельных частей подтвердили своим офицерам о необходимости быть при настоящих серьезных обстоятельствах сдержанными и с посторонними лицами должны уклоняться от разговоров, имеющих военный интерес».

О нравы прекраснодушного XIX столетия! Помнится, когда облаченный во фрак Пьер Безухов болтался по Бородинскому полю, никто не только не заподозрил в нем шпиона, но даже не поинтересовался: «Кто вы, милостивый государь, что тут делаете?», зато все охотно отвечали на его вопросы… И вот теперь, в конце столетия, начальник вышестоящего штаба «покорнейше просит» корпусного командира учредить «бдительный надзор» за всеми праздношатающимися на театре боевых действий, а офицерам рекомендовать «уклоняться от разговоров» с ними! Неужели этому надо было учить?!

Кстати, обратимся к событию, произошедшему ровно за пять веков до Балканской войны: 1380 год, битва на поле Куликовом. Успех ее, как известно, решил «засадный полк», внезапно вступивший в бой в критический момент сражения, что, помимо всего прочего, морально сломило противника. Но о какой внезапности могла бы идти речь, если бы по берегам Дона и Непрядвы невозбранно бродили «лица, не принадлежащие к армии», а русские ратники вели бы с ними «разговоры, имеющие военный интерес»?