Луис Броули - Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти

«Мы с вами находимся в одном и том же месте. Вы убегаете из этого места и спрашиваете других, где оно».

В первый год после его смерти я вернулся в Индию. Постепенно перемещаясь на север, я оказался в Непале – стране, в которую он всегда категорически отказывался ехать. Чтобы отпраздновать свое пятидесятилетие, я добрался до базового лагеря Анапурны, но «катастрофы» со мной не случилось. Дважды самолет чуть не разбился, пытаясь сесть во время сильной грозы в День дурака. Я едва не упал по глупости с ледника в бушующую реку, когда спускался с горы. Маленькая гребная лодка почти перевернулась, когда неистовая гроза застала меня одного посреди озера Покара. «Мучунда Муди» – «магическое число три», как говорят индусы. Каждый раз, когда я чувствовал запах смерти, я громко кричал: «Эй, Юджи, я еще не закончил книгу!»

«Бог – это тот, кто вообще не ведает страха».

После двух лет и семи переписываний мне приснился сон, где я увидел его на смертном одре. Во сне он встал и бросился вперед на землю, выполняя полное простирание. Затем передо мной появилось его лицо – это было все, что я мог видеть: глаза полузакрыты, и он ворчит: «Я не слышу тебя». Кто знает, был ли в этом какой-то смысл, но у меня возникло ощущение, что окончание книги было более актуально, чем когда-либо.

Он также постоянно повторял нам: «Ваша задача в жизни – заткнуться».

Я продолжаю чего-то добиваться, когда на самом деле хочу отдохнуть, но мир стал таким легким: он весит около десяти фунтов – именно столько весит в среднем человеческая голова. Нас всех неконтролируемо тащит течением. В последнее время это чувство перестало быть неприятным. Бесцельно дрейфуя, без дома, без гарантий, без имущества, я замечаю, что ожидаю радости цветения, но вместо этого цветок увядает и лепестки его опадают.

Эти поездки в Индию открыли мне об индуизме гораздо больше, чем я мог себе представить, но Юджи, казалось, стоял выше всего этого духовного, религиозного или философского. Ни в одной религии не было ничего, что могло бы объяснить феномен Юджи, но существовали священные тексты, которые примерно описывали то, какими могли бы быть такие люди, как он. Он был вне рамок всего, что можно было представить с помощью мысли, а то, чем он являлся, как он всегда говорил, сформулировать было невозможно. После прочтения многих Упанишад, книг о Нисаргадатте, Рамане, Анандамайи Ма я вдруг понял, что Юджи Кришнамурти представлял собой совершенно новое выражение. Его образ жизни был безупречно чистым. Ему удалось говорить об абсолютном, не пойдя на компромисс ни в малейшей степени и не дав людям фальшивой надежды. Его язык, несмотря на периодическую скабрезность, всегда был настолько точным и простым, что понять его мог даже ребенок.

Мукунда Рао прислал мне несколько отрывков из новой книги о Будде, над которой он работал в свете влияния на него Юджи. Я очень удивился, узнав в Speaking of Nirvana, что в течение первых пятисот лет после смерти Будды не существовало его изображений, вместо него рисовали дерево, под которым он сидел, когда получил то, что получил. Мать Будды умерла спустя семь дней после его рождения. Записи говорят о том, что в течение семи дней с Буддой происходили разного рода трансформации, так же, как и с Юджи. Это была поразительная информация, независимо от того, что я собирался с ней делать дальше. А я не собирался ничего с ней делать на самом деле. Будда сказал, что у него нет учения, и посмотрите, что они с ним сделали! Восьмеричный путь, инициации, ритуалы – они превратили отсутствие учения во всемирный институт.

Неспособность принять тот факт, что все это ложный путь, не дает мне покоя. Он снова и снова повторял, что если вы заблудились в джунглях, вам следует просто остановиться. Как бы я ни заблудился, я еще не заблудился окончательно.

«Все, что я делал, не имело к этому никакого отношения».

Весной 2009 года я жил в квартире рядом с гаражом на берегу реки Гудзон. Весь день лил дождь, и я скрывался в комнатах, удивительным образом похожих на комнаты в Гштааде. В темноте ночи глухо рокотал гром, светлячки подсвечивали пространство между чернильными силуэтами деревьев, словно безучастные созвездия. За рекой мигал огонек. Восприятие пространства зависит от моей памяти, которая играет в игры для того, чтобы все продолжалось. Мне пришло в голову, что наконец-то я живу жизнью ленивого оболтуса, которому можно позавидовать. Я пишу, едва сводя концы с концами, чтобы только избежать настоящей работы. Надо же мне чем-то заниматься. У меня практически ничего не было, и это меня вполне устраивало. Временами я осознавал, что не научился у Юджи ничему. Наоборот, просто оставаясь самим собой, он лишил меня каких-то вещей, которые на самом деле были мне не нужны, – насильно, конечно же.