Леонид Диневич - Дорога длиною в жизнь. Третья книга воспоминаний (жизнь в Израиле)

Читатель, не обольщайся. Верность многих людей долго оставалась в их воспоминаниях, но скоро пришли другие люди, которым эта память мешала и всё пришло в норму общечеловеческих правил. Об этом я расскажу в дальнейшем.

Станция Унгены. Далее государственная граница. Здесь переставляют вагоны на тележки для западных железных дорог. Здесь пограничный и таможенный контроль. Полагаю, что пограничники знали обо мне. Они ко мне отнеслись с уважением. Зато зятя моего таможенники заставили даже снять обувь. Что они искали?!!!

Далее Бухарест. Представители Сохнута (еврейского агентства), занимающегося заботой о нас. Без эмоций и лишних слов нам (нас 8 человек) помогли вместе с набитыми вещами баулами переместиться в гостиницу. Разместили нас в двух комнатах с двумя кроватями в каждой. Спать придётся по очереди.

«Самолёт в Тель-Авив будет нескоро. Ждите, мы за Вами придём», – сказали они. Не помню сколько времени мы ожидали. Кажется прошло не менее суток. Мы очень тревожились за маму, которая всего месяц тому назад перенесла инсульт, за папу, перенесшего инфаркт, за нашу маленькую внучку. И мама, и папа не создавали нам проблем. Они щадили нас и, будучи подготовлены всей своей жизнью военных, не показывали своего настроения.

Потом был прекрасный самолёт, улыбчивые и услужливые стюардессы, самолётное угощение.

Откровенно говоря, переезд из Кишинёва в Тель-Авив через Бухарест не произвёл на нас доброго впечатления. Плохонькая гостиница в Бухаресте, долгие часы ожидания оформления документов в Бен-Гурионе. Это при том, что мама была после инсульта, папа – после инфаркта и маленькой внучке три годика.

Тем не менее, я не могу не отметить чёткую и благожелательную работу сотрудников Сохнута. Они делали всё с сердцем, но с учётом их возможностей. Это был период большой алии.

Второе июля 1991 года. 4 или 5 часов ночи. Наш самолёт из Бухареста приземлился в аэропорту Бен-Гурион. Ещё через три часа нам выдали Теудат Зеуты (так называется паспорт израильтянина). Второго июля 1991 года мы стали полноправными гражданами Израиля. Мы – это мама, папа, жена Соня, сестра Софа, дочь Жанна, её муж Анатолий, их маленькая трёхлетняя дочурка Олечка и я. В аэропорту нас встречал отец Анатолия Давид Дубов.

Встреча в аэропорту в то время была его маленьким репатриантским подвигом. Аэропорт далеко, а билеты на автобус для вчерашнего репатрианта дорогие. Тем не менее, он приехал встречать. Скажу по правде, я был благодарен ему за этот поступок.

Пирожки. Израильские пирожки отличались от тех незабываемых, к которым мы привыкли за 4 копейки в одесской пирожковой. Прежде всего, израильские пирожки делают обычно из слоёного теста. Да и начинка совсем иная. В то время нам эти пирожки были не столь вкусны, сколь любопытны.

Это потом мы стали скучать по пирожкам из пресного теста с капустой, картошкой, горохом, повидлом и т. д. по четыре копейки. В мои студенческие годы я был худым, всегда голодным, но весьма сдержанным в еде. Мне хватало того, чем нас, студентов, кормили в студенческой столовой. Тем не менее, бывая в центре Одессы возле площади Мартыновского (ныне Греческая), я непременно заходил в маленькую пирожковую. Она находилась на первом этаже огромного здания с круглым фасадом. Большая кружка горячего бульона и к ней 4—5 пирожков с разной начинкой, в том числе с капустой, мясом, картошкой, горохом и яйцами. Всё это с бульоном стоило 25—30 копеек. При стипендии на первом курсе 140 рублей в месяц – немало. Но ведь хотелось, и я изредка позволял себе такой праздник. Пирожки и начинка делались прямо на глазах, после чего на соответствующих подносах они размещались в большие жарочные шкафы. В качестве начинки, подготовленной на глазах, сомнения не было. Вот за такой чашкой бульона и пирожками, наблюдая через окно за очень подвижными моими любимыми одесситами, можно было отдохнуть и сосредоточиться в мыслях. За окном на площади Мартыновского была конечная остановка нескольких номеров трамваев. Они звонили своими трамвайными неповторимыми, чем-то родными звонками, привозили и забирали десятки людей. За окном протекала жизнь. Моя одесская пирожковая в шестидесятые – восьмидесятые годы прошлого столетия!!! Это Вам не водочная и не пивная. Как в Санкт-Петербурге в 1992 году.

Однажды, в 1992 году я был в Санкт-Петербурге. Проходя мимо небольшого кафе, я зашёл туда выпить моего любимого томатного сока. В кафе было немало людей, которые стояли со своими стаканами, наполненными водкой и горячо что-то обсуждали. На их лицах, в громких мужицких выражениях я не видел интеллигентности. Санкт-Петербург – культурная столица СССР, а теперь России. Было 12 часов дня. В очереди передо мной стояла не очень опрятная женщина, которая попросила налить ей в двухсотграммовый стакан водку и сверху закрасить томатным соком. Расплатившись, она отошла от стойки, в несколько секунд выпила (как говорят в этих случаях жахнула) содержимое стакана и вышла. А ведь это фрагмент жизни России – ее бандитских девяностых.