Наталия Алеева - Дары Господа. Проза XXI века

Городская жизнь пришлась Лизавете по душе: шумно, весело, всегда есть дела под рукой, но все они казались ей такими пустяшными после труда на земле. Хозяйка ею была довольна, ибо, что ни скажет, то исполнено через минуту, да всегда с лёгкостью и улыбкой… По воскресным дням они любили ходить вдвоём к ранней Литургии в древний Филипповский храм, именуемый так по старинке, ибо официально он уже больше века был освящён в честь праздника Воскресения Словущего. Камерность этой церкви настраивала на сосредоточенно-молитвенный лад…

Когда же грянула в России революция (семнадцатого года), возник вопрос о переезде за границу. Хозяйка хотела взять девушку с собой, но Лизавета к тому времени была неравнодушна к мастеру краснодеревщику, кудрявому Николаю, да и он успел переговорить с ней о том, что готов предложить руку и сердце… На долгие пересуды времени не было, и, по совету хозяйки, Лиза поставила свой чемоданчик в самой маленькой комнатке их необъятной квартиры. При прощании она получила в подарок несколько золотых колечек (на чёрный день) и часть необходимых для самостоятельной жизни вещей. Позже Лиза с благодарностью оценила совет обосноваться в крошечном помещении, у которого были свои стены и дверь, потому что в остальные комнаты новая власть заселила по нескольку семей, деливших пространство между собой мебелью и занавесками. Хотя представители домкома не раз грозно являлись в Лизино жилище, но что-либо изъять у неё было невозможно, и вопрос об уплотнении так её и не коснулся.

Оставшись одна, она устроилась работать на швейную фабрику, ибо ещё в деревне умела и любила шить по вечерам. И вскоре вышла замуж за своего Николая…

– Сначала всё было хорошо, – рассказывала бабушка Лиза, – оба мы зарабатывали на жизнь и даже обзавелись кое-каким хозяйством. Я уже ждала ребёнка, когда Николай вдруг стал задерживаться по вечерам, иногда приходил пьяным и в мастерской своей уже работал не каждый день. А революционный разор в то время набирал в городе силу, и водоворот его бесчинств многих слабаков тогда увлёк и сгубил. До рождения ребёнка оставалось около трёх месяцев, когда явился однажды вечером Николай, довольный собой и при деньгах, а я и выспросила у него, чем же он так занят целыми днями, что забросил своё столярничество? А он так глумливо и со смехом, будто сатанинским, и говорит:

– А я с этими деревяшками возиться больше не собираюсь. Я теперь в другом деле незаменимый работник…

– Что же за дело у тебя? – спрашиваю, а самой так страшно стало, сердце даже притихло…

А он мне и говорит с усмешкой:

– Ты же знаешь, я цепкий как кошка, и никто не способен так лихо сбивать кресты с церквей…

Я, как стояла, так и села, слова вымолвить не могла. Так и просидела до утра, даже молиться боялась… А он выспался и смеётся:

– Ты чего, словно паровоз тебя переехал?

А я и говорю:

– Если ты думаешь дальше жить со мной, то сейчас же оставляешь своих дружков, идёшь к батюшке каяться и просить епитимью. А если думаешь иначе, мы с тобой больше вместе жить не будем…

Николая так разозлил мой ультиматум, что он выругался, хотя раньше я слова грубого от него не слышала, хлопнул дверью и ушёл… Больше я его, можно сказать, и не видела. Заходил потом несколько раз, да говорить-то нам было не о чем, у каждого – своя дорога, и пересечься они уже не могли… Но к вечеру того дня, как он ушёл, начались у меня схватки и еле-еле добрела я до клиники Грауэрмана… Долго я там маялась, но, как врачи не старались мне помочь, роды остановить не удалось, и через полтора дня появился на свет мой Серёжа. Все утверждали, что «он не жилец», а мальчик всё жил и не умирал… Прошло больше недели, меня и выписали с Серёжей. Принесла я его домой, развернула, а у него ещё и ноготков нет, и глазки почти не открываются. Обложила я его ватой в люльке и пошла на кухню приготовить молока, своё-то у меня так и не пришло… Возвращаюсь в комнату, а кот Василий, которого я год назад подобрала на улице, лежит в люльке на моём сыночке. Испугалась я, что он задавит малыша, хочу его согнать, а он ни в какую не уходит… И так, и сяк пыталась его выманить… Тогда и подумала: на дворе уже поздняя осень, холодно, кот давно уже домашний, так пусть греет моего мальчика… и тот с ним был таким тихим, никогда не плакал… А я же одна, мне и молоко надо достать, и еду, хоть какую приготовить, и пелёнки постирать… Так Василий и пролежал с Серёжей почти полгода, сбежит только в туалет, быстренько перекусит и снова – к малышу, да перекладывался, то с одной стороны полежит, то с другой, то в ножках уляжется… А уж как Серёжа его потом любил! Прожил он с нами чуть не до самой войны… Умер уже совсем стареньким, а плакали мы по нему как по человеку…