Вячеслав Элеш - Записки подпольщика

Были арестованы профсоюзные работники Суслов, Пушкарев, Авсеенко, Кучинский; работники кооперации — Горсткин и Писковитин и много других. Авраменко, председатель союза грузчиков, на допросах был сильно изувечен и 28 мая 1922 года умер в больнице; работник порта Потапенко, участник увода кораблей из Владивостока в бухту Ольга, также подвергался нечеловеческим пыткам (ему в рот засовывали кортик, под ногти иголки и т. д.). Он исчез бесследно. Очевидно, не выдержав пыток, умер при истязаниях в разведке.

В этих условиях пришлось снять вопрос о подготовке вооруженного восстания. Во избежание провала всей подпольной организации следовало заменить руководящих работников новыми товарищами. В связи с этим, в начале декабря меня вызвал В.П. Шишкин.

— По данным нашего осведомителя из контрразведки, — начал он, — там тебя расшифровали. Им известно, что Элеш, Иванов, Федоров и Михайлов — одно и то же лицо: у них твоя фотокарточка. При этих условиях в городе тебе работать невозможно. Выезжай в Читу. В Дальбюро сделаешь доклад о положении в Приморье. Расскажешь о наших тяжелых потерях за последнее время. Так решил облревком партии.

— Приказ есть приказ, — согласился я, — а жаль расставаться с Владивостоком и людьми.

— Понимаю тебя, — говорит В.П. Шишкин, — те же чувства к Владивостоку и людям питаю и я. Но и мне придется скоро выехать на Сучан.

— Вот я сижу с тобой, — говорю Володе, — и остались у нас считанные минуты перед расставанием, а я охвачен сентиментальными чувствами и думаю. Родился и вырос я на берегу Волги. Там я смутно стал понимать жизнь и отношения между людьми, научился любить труд и быть честным. Почти мальчиком ушел из деревни, многие годы проплавал по Волге и всем её притокам, по многим сибирским рекам и все же сумбурными оставались во мне понятия о жизни, о долге. Коммунистические идеалы были мне неведомы.. И вот теперь, на берегу Тихого океана, сидит перед тобой совсем другой человек — коммунист. Волга и Тихий океан! Что, казалось бы, общего между ними? И приходит мне, на первый взгляд, нелепое сравнение о том, что Волга впадает в Тихий океан. Не географически, конечно, а по судьбам человеческим...

— Ну и ну! Продолжай. Посмотрю, до чего ты договоришься, — говорит Володя, улыбаясь.

—... Несло меня по этому необъятному человеческому океану, и здесь я попал в русло, бурливое, беспокойное, но единственно правильное. Не знаешь, где найдешь приют на ночь, на душе никогда нет покоя, хотя я не трусливее других и пойду выполнять беспрекословно любое задание партии, чем бы это мне ни грозило. Однако сознаюсь, что каждый шорох заставляет меня вздрагивать, чутко прислушиваться. Я никогда не бываю свободен, даже во сне, от ожидания, что вот откроется дверь и войдут за мной контрразведчики. А между тем жаль мне расставаться с Владивостоком, с товарищами.

— Понятно, — говорит задумчиво Володя, — дружба в совместной борьбе — самая крепкая и дорогая. Мне тоже жаль расставаться и с Владивостоком, и с товарищами. Надо!

... Мы расстались, но не навсегда.

Я быстро собрался и в конце ноября выехал через Харбин в Читу. Опасные пункты Гродеково и Сосновую Падь, где были контрольные заставы семеновцев и их застенок, с помощью проводника Еремеева и его товарищей я проехал благополучно. В Чите после моей информации в Дальбюро я был зачислен бойцом в коммунистический полк, который направлялся под Волочаевку.

Пока я ехал в Читу, меркуловские войска приблизились к Хабаровску и, продолжая развивать наступление, перешли Амур и заняли станцию Волочаевку. Дальше, на Амурской железной дороге, они встретили у станции Ин энергичный отпор и, отойдя к Волочаевке, закрепились там. Началась упорная позиционная борьба, уносившая с обеих сторон много жертв. Вот сюда под Волочаевку я и готовился отправиться бойцам вместе с коммунистическим полком. Стояли сорокаградусные морозы. Но я был неплохо одет: американская солдатская шуба из овчины, хотя подержанная, но еще исправная, шапка-ушанка и валенки. Здесь все ходили в валенках.

Накануне отъезда на фронт неожиданно ко мне зашел К.Ф. Пшеницын и повел к секретарю Дальбюро Александру Михайловичу Буйко. Было около 11 часов ночи. Буйко немедленно принял нас и, обращаясь ко мне, сказал:

— Мы решили командировать тебя в Харбин. Специальные задания будешь получать каждый раз отдельно. Официально ты будешь работать торговым агентом Сибдальвнешторга. Вопрос этот уже согласован с Левиным. Вот все! Да, вот еще что! — ухмыляясь себе в бороду, говорит Буйко. — Ты теперь коммерсант и поэтому должен держать марку коммерсанта. Должен хорошо одеваться, и для этой цели Нижник выдаст тебе деньги. Он здесь.