Дэвид Шефф - Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына [litres]

Когда мой сын появился на свет, невозможно было даже представить, что ему придется перенести столько страданий, сколько выпало на долю Ника. Родители всегда желают только лучшего для своих детей. Я был самым обычным родителем, которому казалось, что с нами такого просто не может случиться, только не с моим сыном. Но Ник, несмотря на свою уникальность, такой же ребенок, как и любой другой. Он мог бы быть и вашим сыном.

И наконец, должен предупредить, что я изменил кое-какие имена и детали, чтобы не разглашать личности некоторых упомянутых здесь людей. Я начну с того дня, как Ник родился. Рождение ребенка для многих (если не для всех) семей – переломный момент в жизни, полный радости и оптимизма. Таким этот день был и для нас.

Мы с Вики, моей женой, жили в Беркли, в обшитом вагонкой и побеленном бунгало, построенном в 1920-х годах. От улицы наше жилище укрывала стена черного бамбука. Стоял 1982 год, лето, наполненное ожиданием. Все остальное: работа, социальные обязательства – было отложено на потом. Наш малыш должен был родиться в июле.

Ультразвук показал, что это мальчик. Мы старательно готовились к его появлению на свет. Красили и украшали детскую, поставили белую кроватку, светло-голубой комод, книжные полки, на которых теснились книги Мориса Сендака и Доктора Сьюза. По обеим сторонам двери, как двое часовых, заняли свое место две огромные плюшевые панды – первые подарки малышу от одного из друзей. Другой приятель одолжил нам семейную реликвию – светло-желтую колыбель в форме полумесяца. Она висела на цепях в гостиной, будто паря над Сан-Франциско, мерцающим огнями вдалеке.

Схватки у Вики начались после полуночи, 20 июля. Следуя инструкциям, полученным на занятиях по подготовке к родам, мы засекли интервалы между схватками. Пора. Мы поехали в больницу.

Ник родился на рассвете – наш прекрасный, милый мальчик.

Мы были очарованы нашим малышом. И с готовностью отказались от сна. Мы успокаивали его, когда он плакал. Мы пели ему колыбельные. Мы впали в расслабленное измененное состояние мечтательной удовлетворенности, которое шокировало бы нас, если бы нечто подобное приключилось с кем-либо из наших друзей. (По правде говоря, многие из наших друзей действительно пребывали в шоке.) Жизнь наша шла под аккомпанемент мелодий Пита Сигера, группы Limelighters и Раффи – мы слушали их в таком количестве, которого хватило бы, чтобы выбить признания из закоренелого преступника. Порой мы просто стояли, не отводя глаз от крохотных цепких ручек малыша и сияющих, полных жизни глаз.

Мы принадлежали к первому поколению осознанных родителей. До нас люди попросту заводили и растили детей. Мы же «родительствовали»: выполняли свои обязанности гиперответственно, окружая ребенка бесконечным вниманием и заботой. Мы выискивали для него все лучшее: лучшую прогулочную коляску и лучшее автомобильное кресло, рекомендованные журналом Consumer Reports, – и мучились каждый раз, когда нужно было выбрать игрушки, подгузники, одежду, еду, лекарства, кольца для режущихся зубов, прививки, да и вообще всегда, когда требовалось принять какое-то решение, касающееся ребенка.

Довольно скоро детская кроватка уступила место односпальной кровати с полосатым постельным бельем. Мы отправлялись гулять, устроив малыша в прогулочной коляске или в рюкзаке-кенгуру, играли в парках Беркли или ходили в детские спортивные залы и посещали зоопарк Сан-Франциско. Библиотека малыша не помещалась на полках: «Спокойной ночи, Луна», «Погладь кролика Банни», «Где живут дикие звери?», «Яма – чтобы копать». Я читал их так часто, что выучил наизусть.

«Молочко, молочко для утреннего пирога».

«Отсюда дотуда и оттуда досюда, забавные вещи случаются всюду».

«Собаки для того, чтобы целовать людей. Снег, чтобы в нем валяться. Пуговицы для того, чтобы было тепло».

В три года Ник начал ходить в детский сад. Здание в пастельных тонах располагалось совсем рядом с нашим домом. Мы отводили туда малыша несколько раз в неделю и оставляли на все утро. Пребывание в детском саду включало занятия по системе «круг», игры вроде «утка, утка, гусь», рисование, лепку и разучивание песенок. «Копаем землю, сажаем цветы, – напевал Ник. – Внутри нас кости и мечты». Расписание предусматривало и занятия на свежем воздухе: на улице были качели, горка, шведская стенка. Ник освоил «свидания в песочнице», которые в нашем детстве назывались «пойти в гости к приятелю». Иногда мы встречались с другими семьями в парке, где на склоне холма под раскидистыми дубами была устроена бетонная горка. Ник катался на карусели.