Марк Элиот - Клинт Иствуд. Последний ковбой. Биография

Но для Каллахана подобный жест означает еще и более личное, внутреннее сражение с вездесущей, постоянно угрожающей тьмой. Он, может быть, и убил Скорпиона, но в более широком и истинном смысле, например в классической мифологии, в библейской премудрости, в великой литературе и особенно в голливудских фильмах, зло никогда не умирает. Выбрасывание жетона Каллаханом – это в лучшем случае его объявление о противостоянии системе, по крайней мере, в данный момент (а также затравка для сиквела – их было сделано аж четыре штуки).

Решение выбросить жетон не было легким. Клинт и Сигел обсуждали его снова и снова, и первоначально Клинт отверг это предложение. Он сказал Сигелу, что не может этого сделать, потому что это бы означало, что он уходит из полиции. Сигел отвечал, что это вовсе ничего такого не означает, что это просто отказ от бюрократизма полицейского управления и всех установленных правил и иерархий. Но Клинт не поддавался. Вместо этого он предложил, чтобы Каллахан сделал так: он замахивается, как будто хочет выбросить жетон, но тут вдали слышатся сирены приближающихся полицейских машин, поэтому он кладет жетон обратно в карман и уходит. Сигел неохотно согласился, и Клинт, по словам Сигела, от радости взъерошил ему волосы.

Однако в день съемок финальной сцены Клинт изменил свое мнение и все-таки решил бросить значок в воду. (Возможно, он понял, что никогда не сможет избавиться от своей темной стороны, если не убьет Скорпиона и не выбросит символ законной власти.) Сигел тогда сказал ему, что у них есть только один жетон – они бы заказали больше, если бы знали, что жетонами будут разбрасываться. Чтобы подстраховаться на тот случай, если придется делать несколько дублей, Сигел положил на дно болота черную ткань, но она не пригодилась – кадр сняли с первой попытки. Клинт привычно бросил жетон своей левой рукой…

«Грязный Гарри» вышел на экраны в декабре 1971 года, всего через два месяца после ленты «Сыграй мне перед смертью» (Клинт отложил постпродакшн из-за трудностей в монтаже). Рождество традиционно является временем для более легкого, более оптимистичного кино, и критики почти повсеместно отрицательно отнеслись к мрачному фильму, но зато он побил рекорды кассовых сборов, став первым номером уже на первой неделе проката и заработав на внутреннем рынке более 18 миллионов долларов (в мировом прокате он в конечном счете заработал почти 60 миллионов долларов). Роджер Гринспан писал в New York Times, что «заслуженное и слегка анахроничное предприятие Дона Сигела по производству боевиков в жанре противостояния полицейских и преступников благодаря фильму «Грязный Гарри» сделало печальный, но, наверное, неизбежный шаг вниз… Одетый в цивильный костюм Клинт Иствуд из Сан-Франциско уходит далеко за грань профессионализма и демонстрирует своего рода самопародию на удар в железную челюсть». Newsweek отбросил этот фильм как «фантазию правых», в то время как Ричард Шикел из Time оценил игру Клинта как «его лучшую роль на сегодняшний день». А газета Daily Variety осудила фильм как «ложное, фальшивое прославление полиции и показ жестокости преступников».

Полин Кейл, необъяснимо гордившаяся тем, что просмотрела фильм только один раз, чтобы ей не навязали точку зрения, отличную от мнения обычного зрителя, начала яростную атаку на «Грязного Гарри», во многих отношениях куда более грубую, чем любой эпизод фильма. Дополнительный вес придало ее рецензии то обстоятельство, что она попала под обложку New Yorker, в остальном достаточно интеллигентного журнала. «Фильм, – настаивала она, – сделал тему фундаментальной борьбы между добром и злом… настолько простой, насколько это возможно… куда более архетипической, чем в большинстве фильмов, более примитивной и сказочной, но… со сказочной привлекательностью фашистского средневековья» [курсив мой. – Прим. авт. ]. Отклики «за» и «против» составили огромный пласт публицистики о том, представлял ли Гарри лучшее или худшее из того, что имелось в Америке в начале 1970-х годов. Как следствие, картина стала обязательным для просмотра фильмом конца 1971 и начала 1972 годов.

В августе 1972 года Клинт и Мэгги вместе с Джоном Уэйном, Гленном Фордом и Чарлтоном Хестоном были приглашены на прием, который Ричард Никсон проводил в Западном крыле Белого дома незадолго до своего предполагаемого повторного избрания кандидатом в президенты США на съезде Республиканской партии. Никсон расшаркивался перед Клинтом так, как будто был его фанатом, а Клинт – президентом. Тихо улыбавшийся, как чеширский кот, Клинт понимал, что он, несомненно, приобрел новый образ. До сих пор официально самым крутым парнем в мире вестернов и в мире кино в целом считался Джон Уэйн. Однако в последнее время он состарился, растолстел и превратился во что-то вроде самопародии; к тому же он с гордостью носил звание представителя крайне правого крыла. Клинт же был одним из тех, чье появление на экране чаще всего ассоциировалось с гражданскими правами и самой Конституцией, когда речь шла об обеспечении правопорядка. К тому же Клинт (по крайней мере, согласно его пресс-релизам) предпочитал пикап своим Ferrari. И вот он общается с властной элитой! Вскоре после этого Никсон назначил Клинта вместе с Джудит Джемисон, Эдвардом Виллеллой, Рудольфом Сёркиным, Юдорой Уэлти и Эндрю Уайетом в правительственную комиссию по искусству и – на шесть лет – в Национальный совет по искусству, консультативную группу уважаемого и влиятельного Национального фонда искусств.