Рустам Раза - Моя жизнь рядом с Наполеоном

В домике было двое крестьян. Я позвал их, вручил им концы стремянки, а сам держался за середину носилок, чтобы кольца вдруг не выскользнули из-под плаща. Так мы дошли до монастыря, где благочестивые члены братии с величайшим уважением и признательностью встретили императора. Он сделал им много добра.

Мы переночевали в кельях, а утром часам к десяти подоспели и остальные коляски. Я помог императору совершить утренний туалет. После завтрака он спросил, запомнил ли я вчерашних крестьян. Поскольку они тоже ночевали в монастыре, я сказал:

— Они оба здесь, сир.

Он велел позвать их. Бонапарт находился в отведенной ему и маршалу молельне, когда крестьяне предстали перед ним. Он спросил, как их зовут, и сказал:

— Вы оказались самоотверженными и сильными людьми. Так что, Дюрок, дайте каждому по шестьсот франков премии и сверх того еще триста.

Мы продолжили наш путь. Как только мы добрались до Милана, Бонапарт стал рассказывать всему двору, как я перевел его через перевал Мон-Жени и особенно отметил мою преданность. Он выглядел бесконечно признательным за то, что было очень естественно для меня и что каждый бы сделал на моем месте, имей он мою силу. Каких только слов восхищения не услышал я от высоких дворцовых вельмож. Мосье Фишер даже прошептал мне:

— Император чувствует себя настолько обязанным, что, не сомневаюсь, наградит вас орденом Почетного Креста.

— Я с радостью приму, если меня наградят, — расчувствовался я, хотя сам я об этом никогда не попрошу.

От теплых слов похвалы я и без того чувствовал глубокое внутреннее удовлетворение, хотя и делал все это, ни на что не надеясь и не претендуя.

Мы поехали в Венецию, провели там несколько дней и снова вернулись в Милан. По дороге нас догнал гонец и вручил императору парижскую почту. Через несколько минут Его величество спустил оконное стекло кареты и протянул мне раскрытый конверт:

— Бери, Рустам, это от твоей жены.

Хотя конверт был вскрыт, но я радостно улыбался, и император сказал:

— Женушка твоя просит венецианскую золотую цепочку.

В Милане он меня предупредил:

— Смотри, если вернешься домой без венецианской цепочки, тебя в дом не пустят.

— Обещаю, сир, как только встречу, непременно куплю, — ответил я.

Но тут вице-король сказал:

— Рустам, цепочку я сам хочу подарить твоей жене.

И в самом деле, наследующий день он вызвал меня и вручил для моей жены золотую цепочку 5 футлярчике.

Я получал письма от своей Александрин через императорского гонца. Эту привилегию предоставил мне мосье де Лавалет [97] Известно, что в 1802 г. граф де Лавалет был главным управляющим почтового ведомства ( прим. издат .). , и император никогда не возражал против этого.

Часто, особенно во время походов, привычка Наполеона вскрывать мои письма даже помогала мне.

Один знакомый полковник, которого по недоразумению лишили должности, еще в Париже умолял меня вручить его прошение Бонапарту. Император, правда, не раз обещал восстановить его в должности, но довольно неопределенно (мне кажется, он ждал докладной военного министра).

Через некоторое время, когда мы были в Испании, я получил письмо от жены, в которое было вложено и письмо полковника. Он сетовал, что дело затягивается, и просил, когда у императора будет хорошее настроение, скажем, когда он поет, не упустить случая и переговорить с ним.

Бонапарт получил почту вечером (мы находились в какой-то хижине в предместье Мадрида) и чуть погодя окликнул меня:

— Рустам, позови Меневаля! [98] Барон Клод Франсуа де Меневаль (1778–1850) был личным секретарем Наполеона ( прим. издат .).

Меневаль явился, а я ушел в соседнюю комнату, где обычно спал. Меневаль вышел от Наполеона довольно поздно и вручил мне письмо Александрин, которое снова было вскрыто.

Наутро во время туалета Бонапарт спросил:

— Рустам, что это за полковник?

Я коротко изложил суть дела и напомнил, что в Париже я много раз обращался к нему по этому делу, и попросил заступиться за незаслуженно обиженного. И заверил императора, что могу поручиться за невиновность полковника и что если он будет служить, у нашей армии одним храбрым офицером станет больше. Его величество твердо обещал по возвращении в столицу сразу же разобраться в этом сложном деле.

Действительно, в Париже напоминать ему не понадобилось. Генерал Друо, занимавшийся подобными вопросами и к которому я уже много раз обращался, однажды известил меня, что вечером военный совет должен вынести окончательное решение по делу полковника.